Когда-то, ещё летом, Муравьиный лев предложила своим читателям рассказать о любимом месте в родном городе — и ещё тогда я решила написать о Москва-Сити. Полгода я изредка думала над этим постом, ленилась начать писать, меняла основную идею... и вот пишу. Получилось странное: рассказа о самом деловом комплексе почти нет, а текст почти полностью состоит из лирических отступлений.
Когда рассказывают о каком-то здании, то обычно начинают с его истории: кем, когда и как оно было построено. Здесь этого не будет: имена архитекторов и спонсоров легко найти в Википедии, а их идея... Их идея стала только частью того, "про что" в итоге получилось Сити — самой понятной, лежащей на поверхности и при этом далеко не самой интересной частью. Это была наивная, вдохновенная и безбашенная мечта о том, что бы стать новым Сингапуром, Токио... или, чем судьба не шутит, новым Новым Йорком. Эта мечта чем-то напоминает ставшую уже штампом историю о попаданце, самом обычном (или, наоборот, очень несчастном) подростке, который вдруг оказывается в новом волшебном мире — и становится там великим. Так четверо детей из разрушенного войной Лондона попадают в Нарнию — и становятся королями. Так юная, разорённая постсоветская Россия попала в огромный, яркий и неизвестный Глобальный Мир — и...
читать дальшеПосле этого "и..." можно было бы говорить о политике, но я скажу о другом: о том, что история попаданца — история, подростковая по духу. Именно эта подростковость и отразилась на замысле Москва-Сити: группа высоких, сияющих небоскрёбов, совершенно не похожая на прежнюю московскую архитектуру. Но постепенно и люди, и города, и страны вырастают из подросткового возраста — и история о попаданце-спасителе мира, попаданце-короле оборачивается иной своей гранью: историей о чужаке. Так, Гарри Поттер в первой книге — мальчик, попавший из чулана под лестницей в волшебную школу, где он и мир спасает, и своему факультету победные очки добывает, а в последний книге — тот, кто сражается против бесчеловечной власти вместе с несколькими друзьями. Или, например, дети из "Хроник Нарнии" — в книгах они короли и спасители мира, в фэндом спрашивает: какого было им, привыкшим к ответственности правителя, вернуться в детские тела и детские отношения с миром? Так счастье попаданца превращается в одиночество, стоит только читателю повзрослеть.
Этим одиночеством и обернулась судьба Сити. В Москве не было ни одного здания, похожего на него — но их и не появилось за двадцать лет. Вокруг роскошных небоскребов — обычные пятиэтажки и обшарпанные наземные переходы. Холодный стеклянный блеск стен — а рядом тепло и уют старой Москвы. И всё же это одиночество — не разочарование в сказке, в более глубокое её понимание, неразрывно связанное с любовью к ней. Ведь последними книгами цикла о Гарри Поттере зачитывались миллиарды фанатов, а трагедию детей из "Хроник Нарнии" продумали те, кто глубоко любит этих героев. Так же и одиночество Москва-Сити заставляет любить его сильной, но спокойной взрослой любовью, всмотреться внимательнее в его плавные линии, холодный блеск стен и огни, в которых он тонет по ночам.
Но есть в этом одиночестве ещё один слой, более глубокий, чем "история взросления". Ведь где оказался наш город-попаданец в начале нашего рассказа? В ярком, стремительном и манящем Глобальном Мире. Эта новая, отчаянно молодая глобальная культура — единственная, у которой нет своей страны, которая принадлежит всему миру одновременно. Это культура Чёрных пятниц и фаст-фуда, культура дорогой техники и рекламы. Она завораживает иные культуры — и порой убивает их, по-подростковому жестоко. И эта же культура неразрывно связана с одиночеством. На этот раз речь идёт не о разных этапах одного мировоззрения "попаданец"-"чужак", а о тождестве противоположностей "связь со всем миром"-"одиночество".
Откуда же берётся это одиночество и почему именно в Москва-Сити оно ощущается предельно ясно? Дело в том, что в глобальной культуре прошлое (особенно близкое) считается "немодным" — а настоящее становится высшей ценностью. И если для США — родины этой культуры — устаревает только недавнее прошлое, то в России появляется оппозиция "всё прошлое" — "всё настоящее и модное". Отсюда и одиночество: за спиной — никого и ничего, а рядом — только лишённый человеческих чувств рынок. И именно в России, где разрыв с прошлым проявился ярче всего, и был построен Москва-Сити —место, лишённое всех связей с прежней архитектурой города. И здесь я невольно вспоминаю, как один близкий мне человек сказал, смотря на Сити: "Эти здания — как выщербленные зубы". Такие зубы — показалось тому человеку — которые пытаются съесть наше прошлое.
И всё же я люблю это место — и именно после той фразы я и поняла, что оно мне дорого. Почему? Дело в том, что разрыв с прошлым — это возможность максимально объективно смотреть на настоящее и предельно ясно видеть его. Исчезает эмоциональная связь с миром, в которым ты вырос — и тогда смотришь на мир свежим, почти чужим взглядом и как на ладони видишь все его достоинства и недостатки. Так, рядом с Сити ясно видна обшарпанность домов вокруг — но рядом с ним сильнее ощущается их уют. И тогда холодный рассудочный взгляд на родину с точки зрения чужака превращается в предельно эмоциональный взгляд-осознание, когда знакомые здания предстают не просто с новом свете, но и привычные чувства, связанные с ними, становятся в несколько раз ярче. Тогда прошлое возвращается — но уже совершенно иначе понятое, свободное от привычных ассоциаций. И вот идёшь по Москве, смотришь на родные дома с новой болью и новой любовью — а рядом сверкает гладкими стенами Сити.
Вечный чужак. Вечный одиночка. Ясность мироздания, воплощенная в стекле и билбордах.