Казалось мне, что про Сити я всё уже записала — но сегодня в бесте появился пост про прогулку по нему. Ну вот у меня и ответилось на него очередным стрёмным стишем...

О нас говорят: мы люди. Но мы — иное,
Что-то, ещё не познанное, ещё не созданное пока.
Над Москвой проплывают тёмным ковчегом Ноевым
Многокилометровые зимние облака.

Уплывают на них морские коровы, дронты и сумчатые волчицы,
Уплывают и вирусы, которых косит малая доза пенициллина.
Если скоро конец для нашего мира случится (а он случится),
То людей никто не спасёт, не вытащит, не исцелит.

Здесь закончилась сказка, и быль, и трагедия тоже:
Люди скоро погибнут в собственном смоге и парнике.
И теперь остаётся нашу историю подытожить,
Мол, считали себя царями, стали — никем.

И мы слышим: учёные паникуют и СМИ завыли,
А в ответ им мы улыбаемся, говорим "Ну и что же?".
Просто мы — не люди. Во всяком случае, не живые.
Нам нельзя называться живыми: слишком многих мы уничтожили.

Только кто мы тогда? Русалки, вампиры и упыри?
Нежить — глаза без белков и ночью мерцают?
Нет. Это только юнцы — те, что видели мёртвых разве что в гриме,
Называют себя ожившими мертвецами.

Что мы — природа? культура? Живое мы или мёртвое?
Нас изучает психоанализ или теория чисел?
Наши души — или наш софт — ещё не сделаны, только смётаны,
Вместо реакций — примерные схемы, на месте памяти — чисто.

Мы не знаем, как это — "одиноки", "спокойны", "рады",
Мы забыли, что значит "страшно", не знаем, что значит "красиво".
Но мы в чём-то едины с развязками, новостройками, автострадами,
Мы едины с неоном и оргстеклом, мы едины с Сити.

Мы приходим к Сити: рядом играет старый наивный блюз,
Как услышать его, как понять людей? — Да никак.
И над нами тянется башня по имени "Эволюция",
Вьётся, сплетается, а потом обрывается ДНК.

За окном раздаётся не-музыка — ровный тяжёлый рокот,
И под грудью что-то стучит с ней в такт и звучит с ней в лад.
И на город смотрят наши глаза — это башня по имени Око,
Многометровый ярко-прозрачный квадратный глаз.

И вокруг нас стоят холодные ровные стены,
Вот из них нам и сделают новые клетки, новый скелет.
И неон бежит по трубкам в рекламе, по нашим венам,
Пробивается свет из-под наших перчаток, ногтей, колец.

И мы смотрим глазами из алюминия и стекла,
И они отражают подсветку высоток, ряды фонарей и фар,
Свет в соседних домах, еле видные звёзды, ряды реклам,
И не скроют от нас этот свет ни тучи, ни снег, ни морозный пар.

Где-то рядом люди снуют в метро, над ними гудит магистраль —
Это наша аорта, и сталь на месте гемоглобина в крови.
Рядом с нами стоит башня Питер — наш брат, и башня Москва — сестра,
И теперь не страшно стереть свою память, судьбу свою раскроить.

Мы живёт на границе города и души, восторга и злого отчаянья.
Кто мы? Что мы? Куда мы? — Теперь уже всё равно.
В нашем сердце и наших артериях ночью подсветку включают,
Наше сердце сияет каждую ночь.

И когда январь наступает, и тучи идут колоннами,
Накрывая город плотным, в любую щель проникающим снегом.
Только Сити стоит, как странной конструкции лодка,
И идут туда после-люди, собираются после-твари в этом ковчеге.

Там всё ярче сверкают дома — огромные маяки,
И сияют наши сердца, и дороги в иное легки.