Маме с юбилеем
Есть у нас в семье добрая традиция: дарить друг другу на день рождения статьи. Ну, точнее, статьи мама дарила мне – а пятидесятилетие, кажется, неплохой повод для того, чтобы самой ответить таким подарком. Итак, «Гондору не нужен Король» как (анти)имперский травелог.
В статье Евгения Пономарева «Русский имперский травелог» рассказывается о том, как изменялся жанр русского травелога, то есть рассказа о реальном путешествии, в XVIII – XIX веках. Описание путешествия – это всегда восприятие чуж(д)ого пространства и сопоставление его со своим, знакомым. А имперский травелог – это такой травелог, где чужие народы воспринимаются и описываются как менее достойные и потому (потенциальные) будущие члены империи. Самый интересный момент в статье Пономарева – это то, как подобная модель травелога работает в описаниях русских путешествий по Европе, особенно по таким странам, на территорию которых Россия в это время рассчитывать и не могла – по Франции, Германии, Италии. В таких травелогах через отталкивание от европейского быта, культуры, политики и истории и противопоставление им собственного уклада жизни и складывалась русская имперская идентичность.
Если в XVIII веке русские путешественники видели в Европе образец, то Карамзин в «Письмах русского путешественника» оказывается первым, кто то и дело испытывает в ней разочарование, в том числе и в недостаточном просвещении её нравов. С годами мотив разочарования в европейской жизни нарастает, объединяя таких непохожих идеалами людей как Фонвизин, Герцен, Салтыков-Щедрин и Достоевский. Менее известные авторы описывали интерес к русской культуре в Саксонии или у других славянских народов как возможность расширения влияния русской культуры.
Нам интереснее всего модель отношения Достоевского к Европе. С одной стороны, в «Зимних заметках о летних впечатлениях» он пишет своеобразный «анти-травелог»: «в главе, посвященной Англии, речь идет большей частью о Франции; в главе, анонсирующей Эйдкунен и первые заграничные впечатления, рассказывается исключительно о России и Фонвизине (его уничижительное высказывание о французах путешественник делает точкой опоры) и т.д. Перечисление достопримечательностей оказывается перечислением всего того, что путешественник не увидел». Европа не просто разочаровывает, она оказывается не интересна. Корни такого отношения к Европе можно увидеть в романе «Подросток», где Версилов вспоминает о своём путешествии: «один я, как русский, был тогда в Европе единственным европейцем». При этом Версилов преклоняется перед уходящей Европой прошлого и считает, что только русские способны осознать себя европейцами в целом, а не людьми конкретной нации.
Восприятие самого себя, которое мы видим в русских имперских травелогах, и особенно у Достоевского, во многом напоминает положение Арахада.
• Смысл его путешествия в Гондор – актуализация идеи о том, что Короли рано или поздно станут править Гондором (причём восприятие этой идеи нужно оживить как в самом Гондоре, так и в первую очередь в Арноре)
• Арнор – страна, где дух народа и духовная культура выше
• Разочарование в Гондоре – чувство, которое нередко испытывает путешественник
• Путешественник хранит дух прошлого Гондора лучше, чем сами гордорцы
Однако, система образов «Гондору не нужен Король» прямо противоположна отчуждённому имперскому травелогу, и особенно «анти-травелогу» Достоевского. Вместо равнодушия к чужой культуре – глубочайший интерес, а утверждение необходимости власти Короля соседствует с необходимостью от этой власти отказаться. За счёт чего так происходит?
В «Гондору не нужен Король» есть сцена, которую я бы назвала ключом ко всему роману. Это обсуждение возможности остановить возможную войну с Харадом несколькими годами беспошлинной торговли с ним. Гондорец Фелинд резко против, арнорец Арахад резко за. В своей позиции они исходят из одних и тех же предпосылок: люди из более светлого Гондора и более тёмного Харада столкнутся, и это неизбежно повлияет на мировоззрение. Но для Фелинда «шаг навстречу Тьме есть шаг во Тьму», а для Арахада «Если не десятки, как раньше, а сотни или тысячи харадцев приедут в Гондор, увидят его красоту и величие, то… большого успеха ждать не стоит, алчность и зависть так просто не истребить, но – чьи-то сердца да откликнутся». И Арнор, и Гондор воспринимают мир, а с ним и общество, как иерархию (пусть в Арноре это только иерархия между Королём и подданными). Но для большинства гордорцев столкновение тех, кто находится на разных ступенях социальной иерархии, приводит к «унижению» того, кто выше, а для большинства арнорцев – к возвышению того, кто ниже.
Это приводит к тому, что презрение оказывается ключевой категорией в жизни Гондора (особенно – Минас-Тирита) и почти не представимо в Арноре. Через презрение мыслят даже самые достойные гондорцы: дворянин Митдир боится, что Таургон перестанет с ним общаться из-за того, что тот ест пищу бедняков, молодой Денетор выражает свою любовь к Гондору через презрение к гондорским устоям и традициям. Из презрения вытекает возможность играть другими людьми: например, Денетор провоцирует недалёких и ненавидящих его лордов Совета осуждать его идеи без разбора и в итоге выступать шутами.
«Гондорское» понимание иерархий приводит к тому, что жизнь духа уходит из Гондора: если в мире есть что-то выше нас, то оно унижает себя сосуществованием с нами. И источников разочарования Арахада в Гондоре становится именно это: возможность унижения и презрения. Поэтому ограничиться разочарованием для Арахана невозможно: он не впускает презрение в своё сердце, а возвращает гондорцам возможность возвышения – и не перестаёт видеть в Гондоре то, за что его возможно любить.
И здесь проявляется ещё одно отличие «гондорской» иерархии от «арнорской»: первая тотальна, то есть если кто-то или что-то ниже другого в чём-то, то оно ниже во всём. Митдир есть грубый хлеб? Его стремление к знаниям не важно, общение с ним унижает других дворян. Арахаду как арнорцу такое понимание иерархий чуждо.
Таким образом, получается, что «Гондору не нужен Король» следует модели русского имперского травелога, но источником разочарования путешественника оказывается само имперское понимание иерархий. И путешественник-Арахад смотрит не одновременно отчуждающим и присваивающим взглядом имперца, который устанавливает иерархию культур и всё сильнее избегает взаимодействия с чужой культурой как унижения, а взглядом Короля, который готов жить ради того, чтобы запустить в чужой культуре механизмы внутренней трансформации, и умеет не позволить недостаткам Гондора затенить его достоинства.
P. S. Интересна символика Минас-Тирита в романе. Остогер достраивает город-крепость до Белого Древа, то есть воплощает в материальном мире идею иерархии как источника духовного роста. С годами эта символика забывается – и теперь ярусы Гондора воплощают собой избегающие взаимодействия друг с другом социальные слои людей. Но Арахад последовательно возвращает утраченную символику Минас-Тирита, чтобы в итоге вернуть в гондорское восприятие города замысел Остогера.
Статья, на которую я опираюсь: magazines.gorky.media/nlo/2017/2/russkij-impers...