Только вечность звенит в ушах
Название: Где не бывает победителей
Фэндом: Звездные Войны
Пэйринг и персонажи: ОП - джедаи
Рейтинг: PG-13
Жанры: Ангст, Драма, Фантастика, Мистика, Психология
Предупреждения: Насилие, Смерть второстепенного персонажа
Описание: В Республике предпочитают не вспоминать о том, как раса ситхов была почти полностью уничтожена. Тем более редко вспоминают имена тех, кто отдал и исполнил приказ об уничтожении. А о них есть, что вспомнить — их преступления и готовность пойти против своих ради правды, их жестокость и самоотречение.
Примечания: Изначально это был ретеллинг ЧКА, но в итоге характеры персонажей стали очень далеки от тех, чьи истории я пересказывала, а фанфик перестал быть литературной игрой. Но некоторые параллели с ЧКА в сюжете и в образах героев остались.
Ход истребления ситхов и идея о биологическом оружии взята из фанфиков darth lados.
ПрологОкна. Огни.
Окна во всю стену, а сквозь них — ослепительно яркое ночное небо. Алые отблески многокилометровых реклам, золотое сияние над стадионами, голубые лучи над зданием Сената. Нет ни луны, ни звёзд.
Только огни на всё небо. Только огни льются в кабинет канцлера.
Там сидят двое: зеуол в дорогой тяжёлой одежде и человек в серой джедайской робе. Около дверей стоят двое охранников канцлера, в отдалении сидит девушка-забрак в простой одежде падавана.
— Чем обязан визиту в столь поздний час, магистр Рэвео? — зеуол улыбнулся так же мягко, как улыбнулся бы человек, но выражение его чёрных глаз в пол-лица невозможно разобрать.
— Лишь тем, что тревожит каждого, кто заботится о благоденствии Республики, — ответил магистр. Плечи опущены, поза кажется расслабленной, только в серых больших глазах видно напряжение.
— Полагаю, Вы говорите о той войне, которую ситхи принесли на наши планеты?
— Да, о ней. Но войска лорда Садоу отступают, и всё реже мы, джедаи, чувствуем боль чужих ран и смертей. Мы видим, как ярость боя всё чаще сменяется надеждой на скорый мир.
— Мне тревожно слышать об этом, — улыбка исчезает с лица канцлера, — ведь окончания войны ждать ещё долго. Ситхи отступают, но кто может знать, скоро ли они нападут на нас снова и каким будет их новое оружие.
На секунду — только на одну секунду — в кабинете канцлера повисла тишина. Каждый из тех, кто слышал канцлера, вспомнил своё: страшный вихрь в безветренный день, флот противника, который оборачивается миражом, а космос вокруг — ловушкой, яростных зверей с твёрдой, как металл, бронёй. Каждый вспомнил своё: незнакомую Силу, незнакомые технологии.
Каждый вспомнил неизвестность. Каждый вспомнил свой страх. Каждый вспомнил войну с ситхами.
— Что ж... — голос магистра шуршал, как будто слабая волна разбивалась о берег. Затихнет голос, отхлынет волна, и вместе с ней уйдёт и подступивший страх.
— Что ж... — продолжил магистр, — ситхи обладают тем же даром слышать Силу, что и мы, джедаи. И наш орден мог бы направить своих разведчиков, чтобы они раскрыли для нас козни ситхов, если те пожелают снова напасть на нас.
Канцлер вздрогнул: на секунду на его лице отразилось негодование.
«Странно, — подумал магистр, — почти невозможно. Канцлер Пультимо никогда бы не позволил эмоциям отразиться на его лице. И откуда эта ярость? Чем его так испугал мой план?»
— Насколько я знаю, — каждое слово канцлера звучало так отчётливо, как не звучало даже во время его речей перед Сенатом, — Вы, магистр, принадлежите ордену джедаев. И это Ваш долг сражаться за Свет против Тьмы. Отчего же Вы готовы допустить, что джедаи из Вашего ордена по доброй воле падут во Тьму и станут подобными ситхам? Отчего же Вы готовы пустить Тьму, которую принесут Ваши «разведчики», на Корусант?
Магистр молчал. Одна секунда — две — три. Канцлер напряг руки, скрытые в широких рукавах его мантии.
«Обвинение в измене... — мысли магистра были чёткими, но проносись стремительно, — оправдываться? убеждать? Нет, не то. Откуда эти разговоры о Тьме? Так станет говорить Верховный магистр Крэйдел, но не неодарённый канцлер.
Вот оно! Чужие мысли. Обман разума. С канцлером говорили до того, и, видимо, сама Крэйдел. Убежать его теперь бессмысленно, здесь нужно иное».
— Вы напрасно полагаете... — магистр Рэвео говорил медленно и спокойно, но сейчас слова были не важны. Надо было найти ментальную закладку и успеть снять её, пока канцлер слушает.
Перед магистром расстелилось сознание канцлера. Дела, поддержка бедных секторов... Не то. Вот — расходы на войну (огромные даже по меркам самого канцлера суммы, но зачем?), вот — размышления о ситхах. Сплетается-свивается паутина мыслей: вот списки потерь, вот карта присоединенных территорий... И сквозь эти образы проплетён страх — перед новыми технологиями, перед внезапной агрессией, перед Тьмой.
Страх. Вот она — ментальная закладка.
Магистр говорил без остановки, цитаты джедайских мыслителей перемежались со статистикой о нынешней войне, а там, в Силе, он медленно отделял чужие нити страха от мыслей канцлера. Отделилась одна нить — и его внимание становится искренним. Отделилась вторая — и канцлер уже не мог понять, отчего он только что готов был обвинить магистра почти что в работе на ситхов.
Боль. Резкая, страшная боль в голове магистра.
На секунду он потерял концентрацию.
Боль ушла так же внезапно, как и пришла. Вперёд вышел один их охранников канцлера, одетый в шлем, который гвардейцы носят по традиции. Он снял его — из-под забрала появилось вытянутое лицо молодого цереанина. Магистр Рэвео узнал его: это был Файгеро Дорин, ученик Верховного магистра Крэйдел.
— Только что, — произнёс он чеканным голосом, — была совершена попытка вторжения в Ваше сознание, канцлер. Во вторжении обвиняется член совета Ордена джедаев, магистр Натан Рэвео. Скажите, канцлер, думали ли Вы в последние несколько минут о том, чтобы поменять одно из Ваших решений?
Лицо канцлера было спокойным, ни одна мышца не шевелилась. Магистр молчал, опустив голову. Второй охранник подошёл к канцлеру и снял шлем — это был мириалука, тоже джедай из окружения магистра Крэйдел. И только девушка-забрак стояла у стены, оцепенев.
Канцлер заговорил.
— Да, я готов был изменить своё решение. Я задумался о скором мире с Империей ситхов.
— Думали ли Вы об этом раньше, когда магистра Рэвео не было с Вами рядом? — спросил Файгеро, положив шлем на стол.
— Нет, — бесстрастие канцлера стало чуть менее напряжённым.
— Что Вы думаете сейчас о судьбе народа ситхов? — продолжал Файгеро.
— Они представляют для Республики опасность такой силы, что сосуществование нашего государства и Империи ситхов невозможно.
— И каким способом Вы собираетесь бороться с этой угрозой?
— Уничтожить их. Полностью, — твёрдо произнёс канцлер.
Сдавленно вскрикнула девушка-забрак. Магистр приготовился что-то сказать, но Файгеро перебил его:
— А Вашу судьбу решит Верховный магистр Крэйдел. Её способности к работе с чужим разумом равны Вашим, и Вы не сможете её обмануть. Ей предстоит решить, был ли Ваш поступок государственной изменой или плодом помутнения рассудка, которое может в себе нести слишком долгая жизнь на фронте, в постоянном столкновении с Тьмой. Пока же Вы и Ваша ученица можете пройти в Храм. Рыцарь Эорн тоже идёт туда, полагаю, вам по пути.
Мириалука положил шлем и пошёл к двери, магистр медленно встал и последовал за ним. У дверей к ним подошла девушка-забрак, её глаза были широко распахнуты. Она шла за магистром, но как будто не видела, что происходит вокруг.
В кабинете остались Файгеро и канцлер.
— Как видите, — заговорил джедай, — наши опасения оказались ненапрасными. Противники продолжения войны с ситхами, действительно, готовы на всё для того, чтобы выгодное им решение было принято.
— Спасибо Вам, — произнёс канцлер, и его благодарность была неподдельной.
— Благодарите не меня, а мастера Крэйдел. Это она предложила Вам допустить джедаев на место Вашей охраны на время разговора с Рэвео.
Канцлер молчал. Файгеро сел на то место, где ещё недавно сидел магистр.
— Я задавал Вам вопросы, — продолжил он, — чтобы убедиться: Рэвео не сотворил ничего опасного с Вашим разумом. Пока что я не вижу поводов для беспокойства, но бдительность терять рано. Я повторю свой последний вопрос, чтобы убедиться: Рэвео не оставил ментальных закладок в Вашем разуме.
— Хорошо.
— Какая судьба ждёт ситхов?
— Они будут полностью уничтожены.
Файгеро медленно кивнул.
Ослепительно горели огни за широкими окнами.
Глава 1. Откровенные разговорыХрам джедаев не изменился. Те же высокие своды, те же сосредоточенные детские лица мелькают вокруг, так же уходит усталость.
Храм не изменился — и Марден верил в это с трудом.
Последний раз Марден был там ещё до атаки ситхов на Корусант: пришёл с победой в очередном столкновении с Алсаканом. Тогда он шёл по длинным коридорам в башню совета, и злая усталость, которая всегда бывает после боя, сменялась сосредоточенным спокойствием. До этого он возвращался с победой над каамасской преступной группировкой, которая взяла под контроль соседнюю обитаемую систему — и тогда он тоже шёл по коридорам, и тоже пропадала опустошённость, и тоже приходило спокойствие. Ещё раньше Марден возвращался...
Раньше. До ситхов. До того, как джедаи сражались с их десантом в Храмовом квартале. До того, как бой едва не произошёл у стен Храма.
Марден много раз видел смерть и... нет, всё же не привык к ней. Ему не снились те, кого он убил, перестали сниться те, кто погиб по его вине. Но его никогда не покидала ясная мысль: гибели, которую он видит, быть не должно.
Вот только до войны он никогда не видел смерть такой, какой её несли ситхи. Они не просто убивали — они заставляли саму Силу помогать им. До войны Марден слышал оттуда только о пути, который должен спасти чужие жизни. Рядом с ситхами их желание убить звучало и там.
Оно звучало рядом с Храмом — но он не изменился. Как будто всё страшное осталось в далёком прошлом. Как будто всё страшное ещё не произошло.
Резкая, стремительная и как будто чужая мысль перебила раздумья Мардена: «Сегодня в восемь вечера надо быть в "Световой секунде", закусочной недалеко от Храма. Там будет ждать Койдан Веннир, ученица магистра Рэвео. С собой надо пригласить сестру».
«Странный способ позвать на встречу, — подумал Марден, — надо прийти и хотя бы понять: что произошло».
Мимо быстрым шагом прошла девушка-забрак.
***
В закусочной играла тихая музыка, за столом у стены шумели дети. Койдан сидела в углу и задумчиво листала какую-то книгу: она пыталась начать читать уже несколько минут, но не запомнила даже названия.
«Придёт ли Марден? Придёт ли Мэй, его сестра? — думала она, — поверят ли они мне?»
Детский смех затих, музыка без слов сменилась медленной песней.
Вошёл человек лет тридцати в джедайской робе. Вслед за ним — девушка лет двадцати. Её лицо было похоже на лицо старшего, только немного мягче.
«Всё-таки они пришли», — подумала Койдан с облегчением.
— Да пребудет с тобой Сила, падаван Веннир, — произнёс вошедший.
Он говорил с той интонацией, с которой принято говорить с высшим советом. С той, с которой ведётся самый серьёзный разговор.
Нет, не разговор. Переговоры.
— Да пребудет с вами Сила, рыцарь Марден Фирнис и рыцарь Мэй Фирнис, — ответила она так же официально.
Странно смотрелись эти речи в уютной закусочной.
Марден и Мэй сели. Койдан глотнула кофе и заговорила, стараясь повторить те интонации, с которыми её мастер говорил в кабинете канцлера.
— Мой мастер хочет поговорить с вами. Но он не смог прийти сюда, потому что за ним пристально следят. Его хотят обвинить в измене ордену, и каждый его шаг сыграет против него. Но всё же он надеется на то, что вы сможете ему помочь.
Марден сосредоточенно слушал. А Мэй тепло улыбалась Койдан, и ученица хотела улыбнуться ей в ответ.
— В чём же заключается наша помощь? — спросил Марден, — мы немного знаем о нём и не сможем его оправдать, если станем говорить правду.
— Нет, я не об оправдании, — Койдан говорила быстрее и свободнее, — я о ситхах. Их хотят уничтожить.
— Все мы воюем против ситхов, и уже давно, — снисходительно ответил Марден.
Мэй молчала. Только смотрела прямо в глаза Койдан: «Ничего. Держись».
— Нет, не в этом дело: их хотят уничтожить полностью. Военных, гражданских, тексты, знания — всё.
На этих словах Марден улыбнулся. Холодно, нехорошо.
«Он ведь общался с ними, с кругом магистра Крэйдел. Глупо, всё слишком глупо», — с испугом подумала Койдан.
— Ясно, — произнёс Марден, — а теперь объясни мне, падаван, и объясни чётко. Кто это планирует, откуда ты об этом знаешь и при чём здесь твой учитель.
Койдан хотела выпить кофе, потом поставила чашку.
— Магистр Крэйдел. Она оставила в разуме канцлера ментальную закладку на геноцид ситхов и обвинила моего мастера в том, что он пытался вторгнуться в её разум. Это произошло на моих глазах.
Койдан выдохнула. Марден смотрел на неё с напряжённым интересом, Мэй тепло улыбалась.
— Мы верим тебе, — заговорила она, — в Силе твои слова звучат правдиво, а твоё сознание открыто. Но мы долго не были в Храме, и многого не видим. О твоём мастере ходят тревожные слухи, и ты боишься за него. Что его может ждать? Что мы можем для тебя сделать?
— Не для меня, — твёрдо и решительно сказала Койдан, — для мастера. Он остаётся — пока остаётся — в магистрате, и он многое знает. Скоро канцлер предложит Сенату указ о продолжении войны, и Крэйдел почти уверена, что его примут. Флотом, который полетит в Империю, будет командовать магистр Сталхен. А меня отправляют на его флагман, адъютантом Сталхена.
Марден продолжал холодно улыбаться. Мэй как будто отошла в тень.
— Флагман Сталхена пока неизвестен, — Койдан говорила это почти торжественно, — и мой учитель рассчитывает, что Ваша «Белая звезда» сможет стать этим флагманом.
От прежнего испуга Койдан не осталось и следа. Она смотрела в глаза Мардену: согласишься? сможешь? спасёшь ли ты нас, Марден Фирнис, капитан «Белой звезды»?
— Сталхен? — в голосе Мардена звучало любопытство, но это было холодное любопытство учёного, — неплохой выбор. Талантливый адмирал, был принят в совет, но в нынешнюю войну вернулся на поле боя. И при этом готов во всём подчиниться воле Силы, вот только, — и Мэй, и Койдан вздрогнули под колючим взглядом Мардена, — у его воли Силы есть имя — Алаис Крэйдел. А он сам вряд ли это замечает.
Мэй и Койдан затихли. На секунду им показалось, что в словах Мардена было что-то большее, чем просто ирония.
Первой пришла в себя Мэй.
— Знаешь, может быть, Сталхен всё замечает. Помните, ему было дано пророчество — придёт избранный Силой, и дальше ещё что-то. А на следующий день он нашёл Крэйдел и привёл её в орден. Я уже не помню ни текст, ни ту историю: это было ещё тогда, когда я не пришла в орден.
— А Сталхен помнит, — тихо, уже не улыбаясь, сказал Марден.
Отхлебнул чай, продолжил:
— Только пока он один до конца верит ей. Как ты думаешь, — обратился он к Койдан, — зачем Крэйдел устроила эту авантюру: оклеветала твоего мастера перед канцлером, а потом с ним ничего не сделала?
— Сначала испугалась, что обман разума будет раскрыт, а потом решила не тревожить орден, — ответила Койдан, вместе с тем как будто спрашивая Мардена: «правильно ли я говорю?»
— Не совсем. Она хочет объявить Рэвео падшим, как только он станет говорить против неё. Или даже объявить государственным преступником, что будет ещё эффектнее. Понимаешь, — Марден снова улыбался, — она боится Рэвео. Она — боится — нас. А вы прекрасно помните и без меня, куда ведёт страх.
Мэй напряглась, Койдан о чём-то долго думала.
— Знаете, — Марден улыбался почти торжествующе, — если за любые слова или действия против геноцида нас объявят павшими во Тьму, то мы не дадим себя объявить ими. Мы сами объявим павшими их: Крэйдел, Сталхена и всех, кто с ними.
— Тем более, — подхватила его мысль Мэй, — мы скажем правду.
— Спасибо вам, — сказала Койдан.
— А теперь нам пора, — Марден резко встал, Мэй поднялась вслед за ним.
— Да пребудет, — сказала вместо прощания Койдан, — с нами.
Марден и Мэй ушли. А в ушах отчего-то стояли случайно сказанные слова:
«...у воли Силы есть имя — Алаис Крэйдел...».
***
Идти до Храма пешком было полчаса. Мардена в Храме никто не ждал — значит, у него есть время обдумать произошедшее.
— Пойду пешком, — сказал он сестре. Та кивнула: я с тобой, отвлекать не буду.
Было прохладно. Ветер играл волосами Мардена: в отличие от большинства рыцарей он, редко воевавший на земле, стриг их не очень коротко.
Но Марден не чувствовал прохлады. Он пытался понять, что стоит за словами Койдан: слишком непохожими были действия Крэйдел на обычные решения ордена. Джедаи нередко предупреждали сенат об угрозе, порой настаивали на начале войны. Но орден всегда — всегда — требовал заключения мирного договора при первой возможности. Орден не избегал войны — но не позволял ей затянуться.
А теперь — добиваться войны на истребление? Идти на обман ради неё?
Ведь не могут же магистры не знать, что тогда будут погибать и республиканцы. Не могут же не понимать, что не все ситхи — воины. Не могут же не видеть, что Империя готова подписать любой договор?
«Рядом с ситхами желание убить начинало звучать там, — вспомнилось ему, — не это ли желание слышит магистр Крэйдел? Не его ли готов подхватить орден?».
Не так, не здесь ищешь, — звучало оттуда, — не ищи, не время искать...
Марден оборвал себя. Сколько раз он сам говорил сестре: «Не всегда важно, откуда проблема взялась — важно, как её решить». И теперь... Теперь слишком многие не походили на себя. Значит он, Марден, обязан остаться собой.
Порыв ветра дунул ему в лицо. На Корусанте наступал вечер, и были видны серебристые огни Храма.
«Надо поговорить с Эорном, — думал Марден, — мы одно время сражались вместе. Надо понять, насколько мне доверяют в кругу Крэйдел, сначала держаться их сторонником. Надо пристроить Мэй — хотя бы собственным помощником. Надо запасаться связями в будущем флоте Сталхена: только через магистрат адмирала изменником теперь не назовёшь, здесь нужна будет поддержка оружием.
А пока — восстанавливать связи в кругу Крэйдел. Искать былых друзей — тех из них, кто теперь в ближайшем окружении магистра».
Десять лет назад, когда Марден только получил звание рыцаря, Алаис Крэйдел вошла в магистрат. Она была...
Но тогда Мардену, да и не ему одному, не она была важна. Кто будет думать о новом магистре, приходя из боя? Давно вокруг мирный Корусант, а тело до сих пор чувствует чужую боль, там до сих пор рвутся жизни... А здесь магистры говорят со снисходительным укором: ты не умеешь отстраняться, ты пускаешь войну в своё сердце, ты допустил слишком много погибших, ты был не достаточно безжалостен, не достаточно сострадал к врагам, ты... И слишком сильно хочется спросить: а когда вы последний раз были в бою сами?
А с приходов Крэйдел среди тех, снисходительных взглядов появился другой: колкий и вдумчивый. Среди мудрых речей — рубленые фразы. Среди споров о Силе — цифры, факты и мелькающее иногда словечко «там».
За Крэйдел хотелось идти, и Марден пошёл одним из первых. Все знали, что она — протеже магистра Сталхена, но не замечали этого. Сталхен, командующий флотом ордена, появлялся в Храме редко — а она ждала у себя в кабинете после каждой миссии. В нём исчезали границы между рыцарями и магистром: она говорила о делах совета, спорила на равных... Порой обсуждали не только дела, и она спокойно рассказывала, как родилась полукровкой на Аркании, провела первые пятнадцать лет жизни в рабстве, как с трудом училась не делить мир на господ и рабов...
Тот год, когда Марден после миссии почти сразу шёл в кабинет к ней, казался ему лучшим в жизни. В тот год он всё реже называл её по фамилии, всё чаще — «Алаис».
Потом вокруг неё стали появляться «приближённые» — не просто те, кому она больше доверяла, но те, кто рассчитывал однажды попасть в магистрат по её протекции. Эорн предложил Мардену стать одним из них, но тот отказался: слишком легко «ближний круг» затягивало в интриги магистрата, слишком горько было смотреть, как сподвижники превращаются в свиту. И тогда Марден стал постепенно уходить, потом сестра доросла до совместных миссий....
А потом был короткий разговор с Алаис.
— Ты стал реже заходить ко мне, — она заговорила в трапезной.
Тогда было негласное правило: на равных магистр держаться только в своём кабинете, за его порогом — вести себя с ней так же, как с остальными членами совета. И всё же тогда Марден посмотрел ей прямо в глаза и спокойно сказал:
— Да, Алаис.
— Понятно.
— Станешь уговаривать вернуться?
— Нет. Напротив, я считаю, что ты прав.
— Вот как? — Марден удивился: Алаис не любила смягчать трудные разговоры, — почему же?
— Тебе там не место. Ты достойнее многих джедаев, а в магистрате такие, как ты, не нужны: ты слишком светлый для Совета, — Алаис говорила холодно. Не хвалила, не льстила — оценивала, как коллекционер картину.
— Забавно. Посмотришь на магистров — они светятся так, что скоро на них детекторы будут реагировать. А вот ты говоришь...
— Понимаешь, — Алаис говорила спокойно и вдумчиво, — многие проносили свет через кровь и грязь. Я видела тех, кто проносил свет через отчаянье, потерю цели жизни. Но я не видела никого — никого — ни вокруг себя, ни в прошлом, кто смог бы пронести свет через магистрат. Это ведь происходит очень просто: есть твой долг. А есть сенат и его игры. Если хочешь исполнить долг — научись в них играть.
Алаис задумчиво молчала. Через некоторое время Марден спросил её:
— Тогда зачем ты сама стала магистром?
— Не знаю, — лицо Алаис было абсолютно серьёзным.
Она продолжила:
— Сталхен услышал там: однажды мне понадобится власть и влияние. Мы сами пока не знаем, зачем.
— Но это изменит судьбы Галактики?
— Сталхен это видит так. А я ему верю.
Снова повисло молчание. Алаис резала на тонкие кусочки рыбу с Алдераана и, казалось, не видела Мардена.
Вскоре он повернулся к ней, чтобы сказать что-то вежливое на прощание
— Постой, — вдруг скала Алаис, — я не хочу с тобой прощаться. Если посчитаешь нужным, заходи ко мне в кабинет. Может быть, однажды мне снова понадобиться увидеть орден твоими глазами.
Марден кивнул.
Потом они молчали всю трапезу, и Крэйдел ушла первой. С тех пор между ними были только разговоры по долгу службы.
Через восемь лет она стала великим магистром.
«Слишком много лет прошло с тех пор. Но всё же... всё же она не из тех, кто забывает свои обещания, — подумал Марден».
Иди, иди, ищи, нащупывай. Тебя ждут, — звучало там.
***
— Что мне надо делать? — спросила Мэй недалеко от лестницы Храма.
— Пока ничего. Скоро всё будет известно наверняка.
Сегодня будет разговор. Не с приближёнными магистра Крэйдел, а с членом совета... с Алаис.
Глава 2. Предназначение и назначение В Кабинете Алаис было удивительно просторно: светлые стены, широкие окна, небольшой стол с инфокристаллами и документами. Ни следа долгой работы в одном месте — стандартная мебель, стандартная планировка, стандартное оформление.
За столом сидела Алаис: серебристый плащ, изящные наплечники, короткая стрижка.
— Входите, рыцарь Фирнис, — сказала она, не отрываясь от чтения.
Он вошёл. Из-за стола выплыл по воздуху стул и опустился рядом с Марденом.
— Здравствуй, Алаис, — сказал он.
Она как будто не удивилась тому, как Марден к ней обратился. Спокойно обернулась и с улыбкой ответила:
— Здравствуй, Марден.
Она, казалось, не постарела с тех пор, как Марден последний раз был в этом кабинете. Такая же почти белая кожа — как у всех полукровок-арканиан. Те же правильные черты лица и ни следа возраста на них.
«Все арканиане долго не стареют, — подумал Марден, — правда, потом стремительно угасают». Он не думал о деле: не хотел, чтобы Алаис почувствовала его тревогу или напряжение.
— Помнишь, ты когда-то говорила, что хочешь видеть орден... как он живёт. Не только то, что должно быть заметно магистру, но и то, что видят обычные рыцари.
— Да, помню, — просто ответила Алаис. Ни любопытства, ни удивления, — когда-то хотела. Мне уже давно не до этого.
— Когда-то, — зло сказал Марден, — когда-то ты была для многих идеалом.
— Ты пришёл напоминать мне о прошлом? — в голосе Алаис промелькнуло снисхождение, — ради этого и старое «ты», и этот почти дружеский приход. У меня теперь нет времени на воспоминания.
Марден не скрывал своей досады: пусть Алаис видит всё, что он думает. Пусть видит разочарование Мардена, его мечты о прошлом, его тревогу о ней... только о ней.
— Нет времени на воспоминания, — Марден неприятно усмехнулся, — нет времени на нас, простых джедаев. Вот и не видишь: тебя начинают бояться. Ты ведь и не замечала этого: сначала старые друзья уходят от тебя, потом в тебе видят только очередного магистра, потом тебе не хотят доверять... Но это всё были мелочи, из-за них я бы не вспомнил о тебе. Просто я вернулся с войны — а в ордене то и дело мелькает страх. Шепотки, осторожные слова, разговоры, которые не должны услышать лишние уши... твои уши. А ведь раньше тебе доверяли то, что не доверили бы никому.
На лице Алаис не осталось и следа снисхождения — только холодный взгляд прямо в глаза Мардену.
— Зачем ты допустила это? — резко спросил он.
Искренний вопрос, искренняя тревога, искренняя досада. Алаис должна поверить ему.
— И кто же так... шепчется? И о чём?
Марден замолчал.
— Или ты думал: «поговорю с Алаис, и она сразу же раскается. А доносить я ей не буду, да и она никогда о таком не попросит», — насмешливо продолжила она.
— Кто? — задумчиво ответил Марден, — многие. Простые рыцари, те, кто давно не был в Храме. У тех, кто работает на Корусанте, я такого не видел. Хотя... у Койдан Веннир что-то промелькнуло.
— Ясно, — задумчиво произнесла Алаис, — продолжай.
— Говорят о том, что война может перейти на территорию Империи. Ещё недавно стало мелькать что-то об измене магистра Рэвео. При этом боятся отчего-то не сколько Рэвео, сколько тебя.
— Хорошо, — Алаис говорила тихо, — спасибо. Ты был прав: я перестала говорить с простыми джедаями, и вот, — она усмехнулась, — у них в голове слухи и домыслы.
Марден кивнул.
— И у меня в голове тоже только слухи и домыслы. — горько сказал он, — Расскажи мне, что происходит на самом деле.
«Если ты хочешь, чтобы орден снова доверял тебе», — осталось несказанным.
— Хорошо. Это всё началось лет сорок назад, — Алаис говорила спокойно, и Мардену было легко слушать её.
...Лет сорок назад Эвиан Сталхен, тогда ещё не магистр, летел на Арканию: нужна была помощь её флоту. В гипере он медитировал, как и всегда. И сквозь медитацию он то ли услышал, то ли увидел строки:
Вторую строку он тогда то ли не разобрал, то ли не смог запомнить. Но он почувствовал: с ним говорил сам мир.
Потом Сталхен прилетел на Арканию, там встретился с моим отцом — конструктором космических кораблей. Среди его прислуги он случайно увидел меня: там, на Аркании, место домашнего слуги — самое лучшее, на что может рассчитывать полукровка. А я была сильной одарённой, и Сталхен решил: то пророчество было обо мне. Он поговорил со мной, с моим отцом...
Знаешь, Марден, мой отец был хороший человек, и меня по-своему любил. Он дал мне место служанки у себя в доме, где не были ни непосильной работы, ни надсмотрщиков с электрошокерами. Но он предпочитал не идти против общества, и свободу мне давать не стал. А потом появился Сталхен, и отец просто подарил меня ему.
Миссия вскоре закончилась, и он привез меня на Корусант — и из служанки я превратилась в девочку из пророчества. Это пророчество изменило всё жизнь Сталхена: ничего подобного раньше не случалось ни с ним, ни с его окружением. Он так и не стал моим мастером, но добился, что Рэйтан, один из лучших мечников и менталистов ордена, взял меня в падаваны. Потом Сталхен познакомил меня со многими из магистров, ввёл в дела совета и выдвинул мою кандидатуру после смерти Хайдарры. У нас были странные отношения: он верил в мою избранность, но не мог объяснить, в чём она заключается. Он делал для меня всё — а я не знала, что надо делать мне самой. Так было до войны.
А потом пришли ситхи.
Знаешь, Марден, ситхи ведь не более жестоки, чем люди на любой войне. Канцлер боится, что их технологии непонятны для нас — Республика и раньше сталкивалась с другими цивилизациями. В них было другое — то, что потрясло и меня, и Сталхена.
Они сражались в двух мирах. Они перекраивали Силу.
Сила всегда стремится к миру — они заставляли её помогать им в убийствах. Нет, не в тех убийствах, которые неизбежны ради обороны или стабильности государства. Они заставляли Силу помогать им в междоусобицах. Помогать в захватнической войне. Помогать в нападении на нас, джедаев. И Сила их слушалась, вот что самое страшное.
И тогда мы со Сталхеном поняли: пророчество было о них. Почти сразу после нападения Садоу он сказал мне, что вспомнил полный текст:
Так я увидела, что прошлое было не напрасно: у меня было звание верховного магистра, была власть и влияние. В храм доставили трофеи, их исследовали наши учёные... дальше я не стану вдаваться в подробности, но мы создали реагент, который может уничтожить не только самих ситхов, но и всё, что они создали. Скоро его распылят над Империей.
Да, я уже давно всё решила, уже давно был разработан план — ещё тогда, когда Республика терпела поражения. И вот теперь канцлер принял этот план.
Завтра же я соберу всех, кто в Храме, и расскажу им многое из того, что рассказала сейчас тебе. В тот же день в сенате канцлер предложит продолжать войну. Я уверена, что Сенат его поддержит...
Алаис долго молчала. Марден тоже не мог найти слов, он не мог даже понять, что думает о рассказе Алаис.
Через некоторое время он спросил первое, что пришло в голову:
— А почему ты уверена в согласии Сената?
— Это просто, — было видно, что Алаис говорит на привычную тему, и теперь ей легко, — раньше война не касалась сенаторов лично. В крайнем случае, страдало их имущество, но своей жизнью они не рисковали. А когда ситхи напали на Корусант, бомбы падали рядом со зданием Сената. И вот тогда многие сенаторы по-настоящему поняли, что это такое — погибнуть на войне. А после такого захочется отомстить хотя бы за свой страх.
Марден тревожно молчал. Он понимал, что теперь надо говорить о своём флагмане, но... Молчала и Алаис, как будто не решалась сказать что-то важное.
— Тебе что-то не нравится, — наконец произнесла она.
— Да, — ответил Марден, — мы хотим уничтожить Империю. Мы отказываемся от мирного договора и нападаем сами. А Силу для таких войн используют...
— Только ситхи, — чётко выговорила Алаис.
Она смотрела прямо в глаза Мардену.
— Я давно об этом думала, — сказал она немного спокойнее, — это просто и страшно. Ситхи сделали невозможное — перекроили Силу под себя. И нам теперь действовать в этом, перекроенном мире, действовать по его законам.
— Тогда мы сами встанем на место ситхов, — Марден сказал то, что не надеялся произнести не только в лицо Алаис, но и про себя.
— Нет, — уверенно ответила Алаис, — пока война будет продолжаться, я буду везде говорить о нашей правоте. А потом, лет через сорок, кто-нибудь... Может быть, даже ты скажешь, что геноцид (тогда никто не будет стесняться громких слов) был противен Силе. Меня назовут падшей во Тьму, вас — преступниками. Орден откажется от нас, юнлингам будут запрещать интересоваться нами... И орден будет чист и сможет снова нести добро, — Алаис сухо рассмеялась.
— Хорошо, — спокойно сказал Марден, — но тогда я бы хотел попросить тебя...
— Слушаю, — отозвалась Алаис.
— Тебе всё-таки нужен кто-то, кто видит магистрат глазами ордена. Особенно во время этой войны, когда джедаи должны поверить тебе. Я бы хотел, чтобы «Белая звезда», мой линкор, стал бы флагманом Сталхена.
— Скромная просьба, — усмехнулась Алаис.
— Я стану твоими глазами там, на фронте. Что-то буду рассказывать Сталхену, что-то — сразу тебе. А в сражениях ты меня знаешь, мой корабль будет надёжным флагманом.
— Хорошо, — медленно сказала Алаис, — считай, что ты назначен. Послезавтра это будет в приказе.
— Спасибо, — искренне ответил Марден.
Алаис бросила взгляд на датапад — Марден понял, что она хочет вернуться к работе.
— Мне пора, — сказал он, — да пребудет с тобой...
— И с тобой, — ответила Алаис.
Марден вышел. Алаис погрузилась в работу.
Мэй ждала брата в его комнате.
— Ну что? — спросила она, как только он вошёл.
— Удача. Алаис мне верит, «Белая звезда» будет флагманом.
— А сама Крэйдел? — осторожно произнесла Мэй, — почему она...
— Считает, что ради хорошо дела можно стать ситхом на время, она сама почти так сказала, — зло выговорил Марден, — и не будет ничего страшного. Расскажу завтра, а сейчас — спать.
«А я ведь только сегодня вернулся в Храм, — подумал Марден, — а кажется: жизнь назад».
Интерлюдия. Расставание с магистромЧернота за окном.
Ровная чернота гиперпространства. В Силе — ни единого отблеска жизни. Только ровная тишина вокруг.
Марден сидел в каюте и вслушивался в тишину — медитировал.
Позади, до входа в гипер, был Корос — длинное, вычурное название «Система Императрица Тета» так и не прижилось. Впереди был Коррибан — родина ситхов и кладбище величайших из них, не столица их Империи — но место, которое дороже и важнее столицы.
Позади были знакомые гипертрассы, была Республика. Были полтора года, за которые весь орден стал считать его доверенным лицом магистра Крэйдел. Была речь Алаис о новой войне перед всем орденом. Был и ответ магистра Рэвео на неё: джедаи падают во тьму. Это был злой, правильный, честный ответ, многие были готовы согласиться...
Алаис не стала спорить с ним. Просто обвинила в измене — строго, спокойно, продуманно. А канцлер подтвердил её слова по голографической связи. Рэвео тогда хотели исключить из ордена и отдать светскому суду, где его смерть была бы неизбежной...
Но Алаис выбрала ему приговор сама: всего лишь заключение в Храме. Здесь полагалось восхититься милосердием Алаис и после этого разойтись.
Вот только вдруг заговорила всегда тихая и осторожная Койдан.
— Я всё ещё ученица мастера Рэвео, — спросила она тогда с колючей усмешкой, — или мне следует искать другого учителя при живом мастере?
Марден помнил: тогда он не знал, что ему говорить. Не знали и остальные: напряженно переглядывались, шептали что-то друг другу.
— Полагаю, — через некоторое время ласково и снисходительно заговорила Алаис, — что магистр Рэвео отрёкся от верности нашему ордену, а значит и от тебя. Если кто-то согласиться взять тебя в падаваны — пусть берёт.
И снова все молчали, а Рэвео, бывший магистр, не поднимал глаза на Койдан.
Через день её отправили на какую-то сельскохозяйственную планету, где орден недавно основал анклав.
А потом, вдали от чужих глаз, Алаис и Сталхен Силой погрузили Рэвео в стазис —
странное, малоизученное состояние между жизнью и смертью.
Марден помнил, как они спустились на нижние ярусы храма — он сам, Алаис, её ученик, несколько прежних друзей Мардена — и несли тело Рэвео. Они шли вниз и вниз, мимо
комнат, подсобных помещений, архива текстов на материальных носителях, архива техники доракатанских цивилизаций... Марден помнил, как сначала перестали мелькать живые, потом исчезли и дроиды. Алаис отпирала двери тяжёлым ключом, выкованным из металла: здесь замки открывались раз в несколько сотен лет, а за такое время в храме менялись все коды идентификации.
Марден чувствовал, как вместо светлой и спокойной Силы храма проступает что-то иное — оно казалось вязким и тягучим, и вместе с тем как будто шуршало. Так шуршит змея по высохшим листьям — заметит? укусит? проползёт мимо?
— Что происходит? — напряжённо спросил кто-то из молодых.
— Здесь хранятся технологии Раката, — объяснила Алаис, — они когда-то построили всю свою технику на Тёмной стороне. И теперь многое из их изобретений безопасно хранить только у нас. Одно из них я хочу использовать.
В Силе клубились страх и тоска тех, кого Раката назвали своими рабами когда-то — когда даже мысли об ордене джедаев не появились. Сколько тысячелетий назад это было? Каким был тогда мир? Отчего боль, которую ощущали в те времена, можно почувствовать и сейчас?
Джедаи шли по коридору мимо запертых дверей, и казалось: там, за тяжёлыми замками, время остановилось. Зайди — и вокруг исчезнет и нынешняя война, и орден, и город на Корусанте.
— Пришли, — сказала Алаис и провернула ключ. Высокая дверь медленно открылась.
В просторном зале всюду были овальные столы по пояс Мардену. Над ними к потолку устремлялось ровное свечение, то белое, то голубоватое.
— Эти приборы могут сохранять объект в стазисе бесконечно долго, — сказала Алаис, — по крайней мере, так говорится в архивах.
— Я правильно понимаю, — спросил Эорн, — что магистр Рэвео не выйдет из стазиса.
Марден всматривался в столбы света — ему показалось, что это холодная и ровная Сила гиперпространства замерла над древними артефактами.
— Да, не выйдёт, — ответила Эорну Алаис, — казнь магистра — слишком большой скандал для ордена, а в живых его оставить невозможно. А так официально он жив, и даже вполне здоров.
— Осталось понять, — теперь она говорила немного быстрее, — как оно включается.
На её датападе появился перевод ракатанской инструкции — Алаис коснулась одного из столбов света Силой, Эорн и Марден поместили тело магистра в магнитные захваты.
Не было ни спецэффектов, ни внезапно нахлынувших эмоций.
— Так спокойно, как будто каждый день сюда ходим, — напряжённо усмехнулся кто-то из младших.
— Нам пора обратно, — сказала Алаис.
Вспоминать тот день было странно. Когда Марден вернулся, Мэй всё тревожилась: Алаис заметит, что её брат сочувствовал Рэвео.
— А я его не жалею, — ответил Марден тогда, — он одиночка и сам виноват в своём поражении.
— Но он же... — осторожно начала сестра.
— Решил повести орден за собой, — перебил её Марден, — а кто был готов идти за ним? Он думал: «Вот выйду, скажу им красивые слова, и они мигом отвернутся от Алаис. Я же магистр, а значит, каждый джедай восхищается моей мудростью по своей природе». Вот только за одну речь перед орденом сторонников себе не соберёшь. Ну и — один против ордена. А орден сейчас такой, что съел его не задумываясь.
— А как же Койдан? Она же поддержала его.
— Койдан... Сказали красивые слова и позволила себя изгнать. Ей бы удержаться на Корусанте любой ценой, а она — «Какой у меня статус? Решите это, пожалуйста, магистр Крэйдел». Вот её и отправили на...
— Спинтир, — Мэй назвала планету, где теперь была Койдан.
— Да-да, на Спинтир.
— А ты не думаешь, что и нас так же отправят на какой-нибудь Спинтир, — спросила Мэй. Это не был страх, просто ей хотелось разобраться в планах брата.
— Не думаю. Я не Рэвео, и в одиночестве никогда не окажусь. Мы с Алаис недавно говорили — о страхе, о магистрате и ордене, как всегда говорим. И она сама попросила меня — да, это именно она попросила — чтобы я остался на год работать при ней. А заодно собрал вокруг себя далёких от власти джедаев и устроил бы что-то вроде тех бесед, которые раньше делала Алаис.
— И о чём же будут эти беседы? — недоверчиво спросила Мэй.
— О работе магистрата, о самой Алаис...
— Понимаю, — тихо и сосредоточенно сказал сестра.
За полтора года вокруг Мардена собрались многие — стражи и защитники, дипломаты и целители, воины и ученые. В его кабинете встречались книжник Одан-Урр и разведчица Илнуа Веллет, редко залетавший в орден странник-одиночка Раэнт Хайниб и исследователь Роун Савених — один из тех, кто создал реагент, предназначенный для уничтожения ситхов. Встречались многие — друзья и не знакомые друг с другом люди, соратники и те, кто стоял на грани вражды.
Встречались, спорили, то верили, то не верили Мардену.
А тем временем Алаис наладила производство в анклаве на Дантуине реагента — Акайро (как его часто стали называть по фамилии главного разработчика), «Системы Сиенара» увеличили производство боевых кораблей, республиканские дипломаты убедили Арканию не поддерживать ситхов в войне и сохранить нейтралитет...
Но всё это было позади. Сейчас вокруг было только гиперпространство и «Белая звезда», летевшая сквозь него.
А впереди был Коррибан.
Глава 3. Над Коррибаном«Выход в реальное пространство через три… две… одну…»
Адмирал Сталхен увидел, что в широком окне капитанского мостика «Белой звезды» резко появились тёмно-красная поверхность Коррибана.
«Из космоса эта планета похожа на огромную пустыню — подумал он, — там, говорят, у деревьев алые листья, и даже стволы красные. Забавно. Через час там по-настоящему будет только пустыня — а отсюда даже не будет видно разницы».
Через секунду на экране перед окном возникли изображения остальных линкоров Республики.
Эскадра Сталхена вошла в пространство ситхов первой. Вскоре республиканские корабли должны были выйти над Зиостом и Ч’ходосом, Атиссом и Ашес-Ри. Но раньше всех должен был погибнуть именно Коррибан, колыбель ситхов — пусть они воспримут её гибель как смерть всей Империи.
Это было рискованно — выйти из гипера в восьми километрах над поверхностью планеты. При обычной орбитальной бомбардировке этого и не требовалось, но она велась, в основном, лазерным оружием. А теперь надо было как можно скорее сбросить бомбы с агентом Акайро — и для ситхов атмосфера станет непригодной для дыхания. Впрочем, после распыления республиканцы смогут спокойно дышать на поверхности Коррибана даже без скафандра.
Линкоры выстроились над полюсами и основными параллелями.
«Выпустить истребители» — приказал Сталхен всем кораблям. Марден, чьё рабочее место было рядом, отдал такой же приказ для «Белой звезды».
С экваториальной базы начали подниматься в воздух истребители ситхов — корабли крупнее пока не вступали в бой. Первые истребители Республики уже были в атмосфере.
«Начать бомбардировку».
Там, в атмосфере, завязывались первые бои, падали первые бомбы.
Скоро поднимутся крейсера и линкоры с базы «Дрешде» — до атаки остаётся минуты две. Космопорт уже обстреливается, но многие корабли уже загерметизированы, и Акайро не сможет уничтожить их экипаж, а броня выдержит первые взрывы. Остальные базы ситхов успели сделать меньше, но корабли могут подняться и с них.
«Линкорам “Канцлер Эскахи”, “Надежда” и “Императрица Тета”, — приказал Сталхен, — переместиться на координаты...»
Крик.
На секунду Сталхену показалось, что нет ни мостика, ни эскадры, ни боя в атмосфере. Был только крик — ровный, отчаянный, протяжный. Он был всюду — над Коррибаном, среди кораблей Республики, звучал из гипера, рвался из самого Сталхена... Он не был звуком — но оглушал. Он не был чувством — но от боли было трудно стоять.
В мире был только крик.
«Нет» — думал Сталхен. Мысли звучали в голове глухо, сбивались, смешивались между собой. Что-то словно сминало их, как взрывная волна сминает стены.
«Нет, не слушать, не слушать. Это — оружие ситхов, им надо отвлечь наше внимание. Не слушать, не слушать. Нет крика, крик не важен. Есть мостик, есть линкоры. Не слушать, не поддаваться. Ситхам нужно, чтобы ты поддался — не слушай, не слушай».
На экране переместилось изображение линкора «Надежда». Сталхен сосредоточился на голограмме — крик не затих, но уже не отвлекал так сильно.
Первый ситский крейсер уже покидал атмосферу. Марден приказал атаковать его из турболазеров.
Большинство ситских баз было уничтожены, но над северным полярным кругом несколько крейсеров атаковали республиканские корабли.
«Линкору “Верность” перейти на точку над пересечением шестьдесят шестой параллели и пятнадцатого меридиана», — приказал Сталхен.
Сначала он хотел перевести туда и «Ясный», но с него бомбили Малый Коррибан, где был главный гражданский космопорт планеты. Оттуда ещё могла начаться эвакуация, а «Ясный» не пропустит тех, кто станет улетать с Коррибана.
«Белая звезда» отстреливалась успешно, «Императрица Тета» нанесла ситскому линкору серьёзные повреждения, несколько ситских крейсеров уже падали на Коррибан.
...Там, внизу, кричали живые и кричали мёртвые. Кричали те, кто попал в центр взрыва и не заметил своей смерти. Кричали те, кого завалило обломками зданий. Кричали те, кто вдохнул растворённый в воздухе яд — и их лёгкие остановились. Кричали ситы, люди, долго жившие на Коррибане рабы множества рас. Кричали хсиссы и тук’аты, деревья и высокие травы — все, кого коснулся отравленный воздух.
А бесцветный газ чуть тяжелее воздуха разносился по Коррибану, проникал в дома, залетал в подвалы и пещеры.
Нечеловеческий, невозможный крик всё ещё стоял в ушах Сталхена. Но от командования он уже не отвлекал.
***
Адмирал Сталхен так и не станет известен среди неодарённых. А в ордене через несколько десятков лет о нём будут думать многие — называть героем и убийцей, восхищаться и презирать. И почти каждый задумается: что же он чувствовал тогда, в тот миг, когда впервые уничтожил жизнь на всей планете? Кто-то решит, что он безумно, почти по-детски радовался. Кто-то — что спокойно наслаждался чувством своей правоты. Найдутся и те, кто припишет Сталхену сомнения и муки совести.
А правда была проще. Сначала Сталхен думал только о ситских кораблях над Коррибаном, потом — о боях над Зиостом и Джагуадой, которые начались лишь на полчаса позже коррибанского, потом оказался на грани поражения над Рельгом.
А через несколько дней и Сталхен, и остальной республиканский флот привыкли к бомбардировкам. Одарённые уже почти не обращали внимания на тот след, который остаётся в Силе после мгновенной гибели многих. И самую первую бомбардировку они уже не вспоминали.
Не было смысла думать о ней.
***
— Там не осталось ничего живого, — сказал Марден, — но не стоит думать, что не осталось ничего разумного.
— Призраки? — спросила Мэй.
— Да.
В каюте Мардена собралось четверо: кроме него и сестры там была джедай-тень Илнуа Веллет и Эорн Хорбэ, один из лучших менталистов ордена. Ещё во время кампании лорда Садоу Веллет смогла захватить некоторых ситхов в плен, а Эорн просматривал их память.
— Я знаю о призраках немного... — заговорил Эорн.
Он был миралука, и подчёркнуто простая белая повязка скрывала пустые глазницы. Иногда Мардену становилось не по себе рядом с ним: слишком много было в Эорне неправильного, непонятного — и зрение через Силу, и способность легко просматривать чужие воспоминания, и замкнутость... К тому же Алаис разрабатывала какой-то проект в менталистике на грани дозволенного в ордене — о нём мало знали и остальные магистры, и сам Марден, а Эорн был там главным помощником.
— И всё же именно о коррибанских духах лучше всего расскажешь именно ты, — ответил Марден.
— Ладно.
Мэй сидела за столиком и слушала сосредоточенно, но... немного беспечно, как будто на обычной лекции для старших падаванов. Илнуа соскользнула в медитацию: она уже много раз слышала рассказ Эорна. Марден достал свой датапад: на нём высветилось, что несколько истребителей уже отремонтировали после битвы.
— Призраки есть далеко не в каждой гробнице, — говорил Эорн, — только Тёмные лорды, и то не все. Самое забавное, что сами по себе призраки могут не очень много: в их гробницы молодёжь пускают сразу после окончания их академии. Что-то вроде церемонии посвящения у примитивных племён.
— Или похода за кристаллом для юнлинга, — вдруг сказала Мэй.
Илнуа вздрогнула, а Эорн как будто не удивился её замечанию.
— Угу, примерно. Так вот, молодёжь там ищет разные артефакты, ну и сражается с местными ловушками. Но, на самом деле, там главная опасность — это всякие особо искажённые звери, ну и технофорсовые штуки вроде коридоров с миражами. А сами призраки... я бегал по памяти одной девочки, так она в свои девятнадцать победила призрака Тёмного лорда, и никто особо не удивился.
— То есть большую группу в гробницы брать не надо, — уточнил Марден.
— Да, — ответил Эорн, — а вот неодарённых брать с собой очень не советую. Там на каждом шагу форс-реальность, и они не отличат её от настоящей.
— Ясно. Пойдёт Мэй, Илнуа, ты и ещё несколько консулов с «Ясного».
***
Марден думал, что Сталхен станет говорить с ним на мостике, но тот пригласил его к себе в каюту. Она была почти такой же, как у самого Мардена: гладкие серебристые стены, стол с голопанелью, выдвижная кровать. Сам Сталхен сидел на очень простом стуле, рядом стоял такой же — для Мардена.
Он был похож на Алаис, как будто они были близкими родственниками — те же правильные черты лица, такой же напряжённый взгляд. Даже длинные рыжие волосы только придавали строгости его лицу.
— Да пребудет с Вами Сила, адмирал.
— И с Вами, капитан, — Сталхен скупо улыбнулся.
— Скоро с моего корабля в гробницы отправится отряд, и он может встретить выживших ситхов.
— Нет, пленники оттуда нам сейчас не нужны.
Марден давно не мог объяснить себе, какие у него сложились отношения с адмиралом. Они не ограничивались уставом... но больше ничего Марден не мог сказать. Сталхен часто обсуждал с ним свои планы — но не столько хотел узнать его мнение, сколько проговаривал их вслух для себя. Сталхен был подчёркнуто холоден с ним — но даже с Алаис он держался точно так же. Марден не мог сказать, что Сталхен от него ждёт — и всё же решился предложить ему собственную идею впервые за всё время их знакомства.
— Одан-Урр сказал мне, что разработал технику отсечения живого существа от Силы. Он говорит, что не знает, как она работает на разумных — и я хочу испытать её на пленниках,.
В Силе не отразилось ни одной эмоции Сталхена.
— Рыцарь Одан-Урр? — сказал он, — не знал, что он увлекается экспериментами. Я ждал чего-то подобного от рыцаря Хорбэ, но никак не от него.
— Да, когда-то он предпочитал работать с архивами, а не ставить эксперименты. Но в эту войну погиб его учитель — и эта смерть заставила его пересмотреть... многое.
— И после этого он заинтересовался наукой? Достойно, очень достойно. Пусть ставит эксперименты на своих коррибанцах.
Сталхен открыл голопанель и обратился к Мардену.
— Насколько исправлены повреждения «Белой звезды?»
Марден легко ответил ему: состояние своего корабля он всегда представлял себе, как будто перед ним открыт его план.
«Сталхен согласился, — думал он при этом, — хорошо. Скажу сестре, что мы сможем не добивать коррибанцев: она обрадуется. А забавно, как по-разному видят Мэй и Сталхен одну и ту же идею. Они ведь похожи: оба отчасти прячутся от мира — и он со своим фанатизмом, и она... наивная, искренняя, милая Мэй».
Марден завершил доклад.
— Мне нравится с вами работать, — сказал адмирал.
Глава 4. О мёртвых и о живых. Часть 1— Я на полчаса медитировать, — сказала Мэй.
— Угу, — ответил Марден, не отрываясь от голопанели: приёмник «Белой звезды» поймал сигнал с новостями из Республики.
Мэй закрыла дверь своей комнаты. Впервые с прихода в орден у неё не выходило... даже не войти в медитацию, а просто успокоиться. Сила звучала резкими сполохами чужой боли — и касаться её было всё равно, что опускать руку в кипяток.
«А ведь брат ничего не чувствует м ему даже в голову не пришло, что я не могу медитировать, — устало подумала Мэй, — а когда-то мы легко понимали друг друга».
Это происходило последние несколько дней: все стали изменяться. Менялись её знакомые, боевые товарищи, менялся брат — даже брат, хотя в это было труднее всего поверить. Те, кто раньше остро чувствовал несправедливость, начинали относиться к ней безразлично даже в мелочах. Мэй вспомнила, как Одан-Урр, неисправимый идеалист Одан-Урр, со скрытым торжеством рассказывал о том, что «Алый феникс» не был допущен в пространство ситхов, и всю медицинскую помощь войскам Республики теперь оказывал Целительский корпус ордена. А Эорн — вечный циник напоказ, убеждённый в иллюзорности любой победу и любого поражения — холодно и немного небрежно говорил о том, что после бомбардировки Коррибана мир изменился навсегда.
Но тяжелее всего было наблюдать за братом. Год назад Мэй видела, как он молча и непреклонно переступает через себя, чтобы войти в доверие Алаис. Тогда она с трудом принимала его — но восхищалась. А теперь... Теперь Марден спокойно жил настоящим днём, думал о текущих целях...
«Он совершенно забыл о том, что хотел создавать заговор против Алаис, — отчётливо прозвучало в голове Мэй, — он не испугался. Он не решил изменить свои планы. Он — просто — перестал — думать — о них».
Мэй стало холодно.
Захотелось побежать к брату, забыв о такте и об осторожности, и рассказать ему всё, что кружилось в голове...
«Он не услышит» — ясная, как будто чужая мысль.
Мэй вспомнила, что она всегда слушала брата: ещё десятилетней девчонкой отправилась за ним в орден, потом вместе с ним послушалась Койдан, потом смолчала, когда брат позволил Алаис отправить её в ссылку... И теперь не умела говорить, не умела спорить.
«А придётся, — насмешливо говорил почти чужой голос, — здесь каждый предаёт себя, а ты пока держишься».
Мэй думала, что надо попытаться открыть глаза всем — брату, своим товарищам, даже случайным знакомым (вдруг лучше всего услышат именно они) — заставить сравнить себя-нынешнего с собой-прошлым, взбудоражить, испугать...
«И тогда они поймут, — продолжали мелькать чужие мысли, — что они всего лишь участники самого обычного геноцида. А кто согласиться это понять?».
Мэй понимала, что она сама ничем не лучше других: она завтра отправится на Коррибан — добивать.
«Или не добивать, — звучало в голове, — ты хотела научиться убеждать, вот и убедишь Эорна взять пленных».
Впервые за несколько дней Мэй было спокойно. Она даже не погружалась в медиацию, но у неё прибавилось сил, а вместо страха и усталости за спиной была уверенность.
«Держись, — то ли подумала, то ли услышала Мэй, — раз ты ещё честна с собой. Раз ты ещё помнишь, кто ты есть».
***
Эорн, а вместе с ним ещё девять джедаев, приземлились невдалеке от Долины Тёмных лордов.
Пейзаж был — как в типичном фильме «после конца света». Эорн даже усмехнулся про себя, настолько всё вокруг было похоже на штампы из очередной «самой зрелищной премьеры». Здесь и пустыня до самого горизонта, и засохшая трава под ногами, и полностью облетевшие деревья то здесь то там, и лес голых чёрных стволов вдали, и туша какого-то мёртвого зверя прямо перед шаттлом, и пара мелких мертвых зверушек рядом с ним.
И назойливое ощущение в Силе от каждого трупа — как глубокий порез.
«Забавный всё-таки жанр, — подумал Эорн, — истории после конца света. Разве может быть что-то после конца? Хотя... эта планета погибла, а мы на ней, и мы существуем. Любопытный парадокс».
— Добро пожаловать в новый мир, — сказала Мэй, выходя из шаттла.
Тусклая сухая трава шуршала под ногами.
Невдалеке поднималась тёмно-красная горная гряда — растений там было немного, и горы не очень напоминали пейзаж из фильма. Среди скал некоторые были ниже и острее. Эорн понял: гробницы.
В Силе гряда казалось чем-то вроде чёрной дыры: само ощущение жизни искривлялось рядом с ней. Но теперь, после бомбардировки, она была слишком похожа на остальной Коррибан — это мешало сосредоточиться, не давало ясно почувствовать призраков.
Эорн повёл отряд по холмам к гряде. И красно-жёлтая земля, и непривычные очертания гробниц казались ему похожими на выдуманный пейзаж в одной из голоигр (ещё мальчишкой, до прихода в орден, он в них постоянно играл). Впереди — самый опасный монстр, а пока — вокруг всякая мелкая живность, и если убить, например, паука, из него посыплются деньги или выпадет деталь доспеха в два раза больше самого животного. Эорн увидел труп тук’аты — она разорвала себе когтями горло, когда задыхалась, но теперь кровь рядом с ней уже подсохла и сливалась с красноватой землёй.
«А внутри у неё как раз деталь от артефакта для борьбы с призраками» — пришло в голову Эорну. Он сам удивился, откуда у него такие неуместные мысли.
Вскоре отряд приблизился к высокой бордовой скале. Из неё выступала гладкая пирамида; в отличие от украшенных статуями и рельефами пирамид вдали, на ней не было ни единого выступа, только несколько рядов букв над входом.
—Латэйн Кайард, — прочитала Илнуа.
— Один из изгнанников? — удивилась Мэй.
— Не один из, — ответил Эорн, — а ученик Полла. Любопытно будет познакомиться с такой известной личностью.
— Если в этой «личности» осталось хоть что-то, кроме тьмы, — почти до неуместности серьёзно сказал Сэвир Наэти с «Ясного».
Отвечать Сэвиру не хотелось — слишком не вязалась его серьёзность со странным настроением Эорна.
— Останешься на входе, — обратился Эорн к Римейтни Хаотт, которая стояла рядом с Сэвиром.
Эорн включил меч и вырезал проход в дверях гробницы — на удивление, камень подавался достаточно быстро.
Девятка джедаев шагнула внутрь — перед ними открылся узкий, но очень высокий коридор из чёрного камня. И снова нигде не было украшений — только время от времени в нишах стен были надписи золотыми буквами, похожие на строки стихотворений.
Не выходили тук’аты, не выползали шипастые х’сиссы. Только длинный, длинный коридор.
Коридор, не совпадавший с воспоминаниями пленника ни одной деталью.
Об этом надо было предупредить остальных:
— Я просматривал воспоминания ситха, который проходил в этой гробнице испытания. Там она была точно такой же снаружи — но этого коридора не было. После входа сразу был зал.
Но уходить было глупо. Когда-то Эорн пробовал собственной боевой медитацией отвлечь внимание от флота-призрака, который наслали ситхи. Тогда у него получилось, хотя и не сразу. Он развернулся и пошёл вперёд по центру коридора. Вслед за ним — остальные.
— Оглянитесь, — резко и испуганно сказала Илнуа.
Двери за спиной не было, только ниша с написанными в ней строками.
Хотелось горько смеяться: ещё вчера и Эорн, и Илнуа убеждали Мардена, что призраки слабы в Силе. А теперь — как будто несколько лет назад — война против неизвестных существ с непонятными способностями. И оставалось только широким шагом идти всё дальше по коридору: эту игру поставить на паузу не выйдет.
Из боковой ниши — только что здесь была ровная стена — вышел кто-то живой. Это был немолодой ситх в тёмном доспехе, под которым проглядывали синие одежды.
Отравленный воздух почти не прошёл внутрь гробницы, и ситх дышал свободно.
«Он неплохо ориентируется в здешней иллюзии, а значит, пригодится нам», — подумал Эорн.
— Взять живым.
Ситх спокойно шёл навстречу отряду — горе, желание умереть достойно и то искривление самой жизни, которое сильнее или слабее звучало в каждом из них.
Искривление усилилось — Эорн понял, что с трудом стоит на ногах. Толчок Силы? Не только: пол расходился под отрядом. Эорн прыгнул вверх и приземлился за споной противника.
Пол почти полностью исчез, под ним была пропасть, и только ситх стоял на маленьком островке земли. Эорн вцепился в гладкую стену, балансировал более на Силе, чем на руках. Илнуа, Сэвир, Мэй и Хольта тоже держались — остальные упали в пропасть.
Ситха толкали Силой, на него пытались направить вихрь или выдернуть из-под ног островок пола — он стоял, и под ним двигался так, чтобы было удобно балансировать.
«Он управляет гробницей», — понял Эорн.
— Отвлеките его, — приказал он, — я доберусь до его сознания.
Мэй оторвалась от стены и приземлилась на платформу. Два меча замелькали так быстро, что Эорн плохо видел детали поединка, не всматриваясь в Силу.
«Такой темп точно отвлечёт ситха».
Теперь оставалось коснуться его сознания и снести щиты — достаточно сильные и явно поставленные не самим ситхом. Теперь мысли противника Эорн чувствовал как свои. Сквозь напряжение поединка с Мэй, сквозь усталость и мелькание клинков проступало что-то огромное...
Гробница была всюду — возносилась к небу, уходила под землю. Её стены тянулись на километры вверх, но если представить себе между ними пол — можно по нему пройти. Гробница как будто тянулась к сердцу, а второй нитью? мыслью? тянулась к лорду Кайарду.
И теперь здесь были чужаки, похожие на ледяные иглы, и каждое чувство рядом с ними искажалось. За ними тянулась смерть, и гробница отвечала им смертью сама.
Джедаи уже пытались только удержаться на стене, и Мэй атаковала ситха в одиночку. Она почти упала в пропасть — но прыгнула вверх и на лету отрубила ситху правую руку. Меч исчез внизу.
Гробница поймает меч и бросит его мне, пока ледяная будет бояться добивать. Я её страж, и она мне поможет...
«Эти стены, этот пол хотят твоей смерти. Ты тоже захватчик» — за долю секунды Эорн ясно представил себе эту мысль и направил её в сознание ситха.
Нет, это не я. Я не захватчик, так говорят мне стены. Я не захватчик, так говорят мне письмена на них.
Эорн чувствовал, как усталость и боль берут своё, и ситх уже не сопротивляется чужим мыслям. Даже то, что связывало его сознание с самой гробницей, не мешало ему. Оно тоже устаёт?
«Чтобы выжить, надо создать пол заново», — такую мысль послал Эорн ситху.
Вскоре чёрный зеркальный пол появился под ногами джедаев, а ситх даже в мыслях больше не сопротивлялся Эорну.
Эорн, а вслед за ним остальные рыцари медленно разжали руки и хватку Силой и шагнули вниз.
«Игра на платформе закончилась, — устало подумал он, — давно я не играл в такие игры: последний раз это было лет в пятнадцать»
Теперь надо было идти дальше — искать призрак Кайарда.
Фэндом: Звездные Войны
Пэйринг и персонажи: ОП - джедаи
Рейтинг: PG-13
Жанры: Ангст, Драма, Фантастика, Мистика, Психология
Предупреждения: Насилие, Смерть второстепенного персонажа
Описание: В Республике предпочитают не вспоминать о том, как раса ситхов была почти полностью уничтожена. Тем более редко вспоминают имена тех, кто отдал и исполнил приказ об уничтожении. А о них есть, что вспомнить — их преступления и готовность пойти против своих ради правды, их жестокость и самоотречение.
Примечания: Изначально это был ретеллинг ЧКА, но в итоге характеры персонажей стали очень далеки от тех, чьи истории я пересказывала, а фанфик перестал быть литературной игрой. Но некоторые параллели с ЧКА в сюжете и в образах героев остались.
Ход истребления ситхов и идея о биологическом оружии взята из фанфиков darth lados.
ПрологОкна. Огни.
Окна во всю стену, а сквозь них — ослепительно яркое ночное небо. Алые отблески многокилометровых реклам, золотое сияние над стадионами, голубые лучи над зданием Сената. Нет ни луны, ни звёзд.
Только огни на всё небо. Только огни льются в кабинет канцлера.
Там сидят двое: зеуол в дорогой тяжёлой одежде и человек в серой джедайской робе. Около дверей стоят двое охранников канцлера, в отдалении сидит девушка-забрак в простой одежде падавана.
— Чем обязан визиту в столь поздний час, магистр Рэвео? — зеуол улыбнулся так же мягко, как улыбнулся бы человек, но выражение его чёрных глаз в пол-лица невозможно разобрать.
— Лишь тем, что тревожит каждого, кто заботится о благоденствии Республики, — ответил магистр. Плечи опущены, поза кажется расслабленной, только в серых больших глазах видно напряжение.
— Полагаю, Вы говорите о той войне, которую ситхи принесли на наши планеты?
— Да, о ней. Но войска лорда Садоу отступают, и всё реже мы, джедаи, чувствуем боль чужих ран и смертей. Мы видим, как ярость боя всё чаще сменяется надеждой на скорый мир.
— Мне тревожно слышать об этом, — улыбка исчезает с лица канцлера, — ведь окончания войны ждать ещё долго. Ситхи отступают, но кто может знать, скоро ли они нападут на нас снова и каким будет их новое оружие.
На секунду — только на одну секунду — в кабинете канцлера повисла тишина. Каждый из тех, кто слышал канцлера, вспомнил своё: страшный вихрь в безветренный день, флот противника, который оборачивается миражом, а космос вокруг — ловушкой, яростных зверей с твёрдой, как металл, бронёй. Каждый вспомнил своё: незнакомую Силу, незнакомые технологии.
Каждый вспомнил неизвестность. Каждый вспомнил свой страх. Каждый вспомнил войну с ситхами.
— Что ж... — голос магистра шуршал, как будто слабая волна разбивалась о берег. Затихнет голос, отхлынет волна, и вместе с ней уйдёт и подступивший страх.
— Что ж... — продолжил магистр, — ситхи обладают тем же даром слышать Силу, что и мы, джедаи. И наш орден мог бы направить своих разведчиков, чтобы они раскрыли для нас козни ситхов, если те пожелают снова напасть на нас.
Канцлер вздрогнул: на секунду на его лице отразилось негодование.
«Странно, — подумал магистр, — почти невозможно. Канцлер Пультимо никогда бы не позволил эмоциям отразиться на его лице. И откуда эта ярость? Чем его так испугал мой план?»
— Насколько я знаю, — каждое слово канцлера звучало так отчётливо, как не звучало даже во время его речей перед Сенатом, — Вы, магистр, принадлежите ордену джедаев. И это Ваш долг сражаться за Свет против Тьмы. Отчего же Вы готовы допустить, что джедаи из Вашего ордена по доброй воле падут во Тьму и станут подобными ситхам? Отчего же Вы готовы пустить Тьму, которую принесут Ваши «разведчики», на Корусант?
Магистр молчал. Одна секунда — две — три. Канцлер напряг руки, скрытые в широких рукавах его мантии.
«Обвинение в измене... — мысли магистра были чёткими, но проносись стремительно, — оправдываться? убеждать? Нет, не то. Откуда эти разговоры о Тьме? Так станет говорить Верховный магистр Крэйдел, но не неодарённый канцлер.
Вот оно! Чужие мысли. Обман разума. С канцлером говорили до того, и, видимо, сама Крэйдел. Убежать его теперь бессмысленно, здесь нужно иное».
— Вы напрасно полагаете... — магистр Рэвео говорил медленно и спокойно, но сейчас слова были не важны. Надо было найти ментальную закладку и успеть снять её, пока канцлер слушает.
Перед магистром расстелилось сознание канцлера. Дела, поддержка бедных секторов... Не то. Вот — расходы на войну (огромные даже по меркам самого канцлера суммы, но зачем?), вот — размышления о ситхах. Сплетается-свивается паутина мыслей: вот списки потерь, вот карта присоединенных территорий... И сквозь эти образы проплетён страх — перед новыми технологиями, перед внезапной агрессией, перед Тьмой.
Страх. Вот она — ментальная закладка.
Магистр говорил без остановки, цитаты джедайских мыслителей перемежались со статистикой о нынешней войне, а там, в Силе, он медленно отделял чужие нити страха от мыслей канцлера. Отделилась одна нить — и его внимание становится искренним. Отделилась вторая — и канцлер уже не мог понять, отчего он только что готов был обвинить магистра почти что в работе на ситхов.
Боль. Резкая, страшная боль в голове магистра.
На секунду он потерял концентрацию.
Боль ушла так же внезапно, как и пришла. Вперёд вышел один их охранников канцлера, одетый в шлем, который гвардейцы носят по традиции. Он снял его — из-под забрала появилось вытянутое лицо молодого цереанина. Магистр Рэвео узнал его: это был Файгеро Дорин, ученик Верховного магистра Крэйдел.
— Только что, — произнёс он чеканным голосом, — была совершена попытка вторжения в Ваше сознание, канцлер. Во вторжении обвиняется член совета Ордена джедаев, магистр Натан Рэвео. Скажите, канцлер, думали ли Вы в последние несколько минут о том, чтобы поменять одно из Ваших решений?
Лицо канцлера было спокойным, ни одна мышца не шевелилась. Магистр молчал, опустив голову. Второй охранник подошёл к канцлеру и снял шлем — это был мириалука, тоже джедай из окружения магистра Крэйдел. И только девушка-забрак стояла у стены, оцепенев.
Канцлер заговорил.
— Да, я готов был изменить своё решение. Я задумался о скором мире с Империей ситхов.
— Думали ли Вы об этом раньше, когда магистра Рэвео не было с Вами рядом? — спросил Файгеро, положив шлем на стол.
— Нет, — бесстрастие канцлера стало чуть менее напряжённым.
— Что Вы думаете сейчас о судьбе народа ситхов? — продолжал Файгеро.
— Они представляют для Республики опасность такой силы, что сосуществование нашего государства и Империи ситхов невозможно.
— И каким способом Вы собираетесь бороться с этой угрозой?
— Уничтожить их. Полностью, — твёрдо произнёс канцлер.
Сдавленно вскрикнула девушка-забрак. Магистр приготовился что-то сказать, но Файгеро перебил его:
— А Вашу судьбу решит Верховный магистр Крэйдел. Её способности к работе с чужим разумом равны Вашим, и Вы не сможете её обмануть. Ей предстоит решить, был ли Ваш поступок государственной изменой или плодом помутнения рассудка, которое может в себе нести слишком долгая жизнь на фронте, в постоянном столкновении с Тьмой. Пока же Вы и Ваша ученица можете пройти в Храм. Рыцарь Эорн тоже идёт туда, полагаю, вам по пути.
Мириалука положил шлем и пошёл к двери, магистр медленно встал и последовал за ним. У дверей к ним подошла девушка-забрак, её глаза были широко распахнуты. Она шла за магистром, но как будто не видела, что происходит вокруг.
В кабинете остались Файгеро и канцлер.
— Как видите, — заговорил джедай, — наши опасения оказались ненапрасными. Противники продолжения войны с ситхами, действительно, готовы на всё для того, чтобы выгодное им решение было принято.
— Спасибо Вам, — произнёс канцлер, и его благодарность была неподдельной.
— Благодарите не меня, а мастера Крэйдел. Это она предложила Вам допустить джедаев на место Вашей охраны на время разговора с Рэвео.
Канцлер молчал. Файгеро сел на то место, где ещё недавно сидел магистр.
— Я задавал Вам вопросы, — продолжил он, — чтобы убедиться: Рэвео не сотворил ничего опасного с Вашим разумом. Пока что я не вижу поводов для беспокойства, но бдительность терять рано. Я повторю свой последний вопрос, чтобы убедиться: Рэвео не оставил ментальных закладок в Вашем разуме.
— Хорошо.
— Какая судьба ждёт ситхов?
— Они будут полностью уничтожены.
Файгеро медленно кивнул.
Ослепительно горели огни за широкими окнами.
Глава 1. Откровенные разговорыХрам джедаев не изменился. Те же высокие своды, те же сосредоточенные детские лица мелькают вокруг, так же уходит усталость.
Храм не изменился — и Марден верил в это с трудом.
Последний раз Марден был там ещё до атаки ситхов на Корусант: пришёл с победой в очередном столкновении с Алсаканом. Тогда он шёл по длинным коридорам в башню совета, и злая усталость, которая всегда бывает после боя, сменялась сосредоточенным спокойствием. До этого он возвращался с победой над каамасской преступной группировкой, которая взяла под контроль соседнюю обитаемую систему — и тогда он тоже шёл по коридорам, и тоже пропадала опустошённость, и тоже приходило спокойствие. Ещё раньше Марден возвращался...
Раньше. До ситхов. До того, как джедаи сражались с их десантом в Храмовом квартале. До того, как бой едва не произошёл у стен Храма.
Марден много раз видел смерть и... нет, всё же не привык к ней. Ему не снились те, кого он убил, перестали сниться те, кто погиб по его вине. Но его никогда не покидала ясная мысль: гибели, которую он видит, быть не должно.
Вот только до войны он никогда не видел смерть такой, какой её несли ситхи. Они не просто убивали — они заставляли саму Силу помогать им. До войны Марден слышал оттуда только о пути, который должен спасти чужие жизни. Рядом с ситхами их желание убить звучало и там.
Оно звучало рядом с Храмом — но он не изменился. Как будто всё страшное осталось в далёком прошлом. Как будто всё страшное ещё не произошло.
Резкая, стремительная и как будто чужая мысль перебила раздумья Мардена: «Сегодня в восемь вечера надо быть в "Световой секунде", закусочной недалеко от Храма. Там будет ждать Койдан Веннир, ученица магистра Рэвео. С собой надо пригласить сестру».
«Странный способ позвать на встречу, — подумал Марден, — надо прийти и хотя бы понять: что произошло».
Мимо быстрым шагом прошла девушка-забрак.
***
В закусочной играла тихая музыка, за столом у стены шумели дети. Койдан сидела в углу и задумчиво листала какую-то книгу: она пыталась начать читать уже несколько минут, но не запомнила даже названия.
«Придёт ли Марден? Придёт ли Мэй, его сестра? — думала она, — поверят ли они мне?»
Детский смех затих, музыка без слов сменилась медленной песней.
Вошёл человек лет тридцати в джедайской робе. Вслед за ним — девушка лет двадцати. Её лицо было похоже на лицо старшего, только немного мягче.
«Всё-таки они пришли», — подумала Койдан с облегчением.
— Да пребудет с тобой Сила, падаван Веннир, — произнёс вошедший.
Он говорил с той интонацией, с которой принято говорить с высшим советом. С той, с которой ведётся самый серьёзный разговор.
Нет, не разговор. Переговоры.
— Да пребудет с вами Сила, рыцарь Марден Фирнис и рыцарь Мэй Фирнис, — ответила она так же официально.
Странно смотрелись эти речи в уютной закусочной.
Марден и Мэй сели. Койдан глотнула кофе и заговорила, стараясь повторить те интонации, с которыми её мастер говорил в кабинете канцлера.
— Мой мастер хочет поговорить с вами. Но он не смог прийти сюда, потому что за ним пристально следят. Его хотят обвинить в измене ордену, и каждый его шаг сыграет против него. Но всё же он надеется на то, что вы сможете ему помочь.
Марден сосредоточенно слушал. А Мэй тепло улыбалась Койдан, и ученица хотела улыбнуться ей в ответ.
— В чём же заключается наша помощь? — спросил Марден, — мы немного знаем о нём и не сможем его оправдать, если станем говорить правду.
— Нет, я не об оправдании, — Койдан говорила быстрее и свободнее, — я о ситхах. Их хотят уничтожить.
— Все мы воюем против ситхов, и уже давно, — снисходительно ответил Марден.
Мэй молчала. Только смотрела прямо в глаза Койдан: «Ничего. Держись».
— Нет, не в этом дело: их хотят уничтожить полностью. Военных, гражданских, тексты, знания — всё.
На этих словах Марден улыбнулся. Холодно, нехорошо.
«Он ведь общался с ними, с кругом магистра Крэйдел. Глупо, всё слишком глупо», — с испугом подумала Койдан.
— Ясно, — произнёс Марден, — а теперь объясни мне, падаван, и объясни чётко. Кто это планирует, откуда ты об этом знаешь и при чём здесь твой учитель.
Койдан хотела выпить кофе, потом поставила чашку.
— Магистр Крэйдел. Она оставила в разуме канцлера ментальную закладку на геноцид ситхов и обвинила моего мастера в том, что он пытался вторгнуться в её разум. Это произошло на моих глазах.
Койдан выдохнула. Марден смотрел на неё с напряжённым интересом, Мэй тепло улыбалась.
— Мы верим тебе, — заговорила она, — в Силе твои слова звучат правдиво, а твоё сознание открыто. Но мы долго не были в Храме, и многого не видим. О твоём мастере ходят тревожные слухи, и ты боишься за него. Что его может ждать? Что мы можем для тебя сделать?
— Не для меня, — твёрдо и решительно сказала Койдан, — для мастера. Он остаётся — пока остаётся — в магистрате, и он многое знает. Скоро канцлер предложит Сенату указ о продолжении войны, и Крэйдел почти уверена, что его примут. Флотом, который полетит в Империю, будет командовать магистр Сталхен. А меня отправляют на его флагман, адъютантом Сталхена.
Марден продолжал холодно улыбаться. Мэй как будто отошла в тень.
— Флагман Сталхена пока неизвестен, — Койдан говорила это почти торжественно, — и мой учитель рассчитывает, что Ваша «Белая звезда» сможет стать этим флагманом.
От прежнего испуга Койдан не осталось и следа. Она смотрела в глаза Мардену: согласишься? сможешь? спасёшь ли ты нас, Марден Фирнис, капитан «Белой звезды»?
— Сталхен? — в голосе Мардена звучало любопытство, но это было холодное любопытство учёного, — неплохой выбор. Талантливый адмирал, был принят в совет, но в нынешнюю войну вернулся на поле боя. И при этом готов во всём подчиниться воле Силы, вот только, — и Мэй, и Койдан вздрогнули под колючим взглядом Мардена, — у его воли Силы есть имя — Алаис Крэйдел. А он сам вряд ли это замечает.
Мэй и Койдан затихли. На секунду им показалось, что в словах Мардена было что-то большее, чем просто ирония.
Первой пришла в себя Мэй.
— Знаешь, может быть, Сталхен всё замечает. Помните, ему было дано пророчество — придёт избранный Силой, и дальше ещё что-то. А на следующий день он нашёл Крэйдел и привёл её в орден. Я уже не помню ни текст, ни ту историю: это было ещё тогда, когда я не пришла в орден.
— А Сталхен помнит, — тихо, уже не улыбаясь, сказал Марден.
Отхлебнул чай, продолжил:
— Только пока он один до конца верит ей. Как ты думаешь, — обратился он к Койдан, — зачем Крэйдел устроила эту авантюру: оклеветала твоего мастера перед канцлером, а потом с ним ничего не сделала?
— Сначала испугалась, что обман разума будет раскрыт, а потом решила не тревожить орден, — ответила Койдан, вместе с тем как будто спрашивая Мардена: «правильно ли я говорю?»
— Не совсем. Она хочет объявить Рэвео падшим, как только он станет говорить против неё. Или даже объявить государственным преступником, что будет ещё эффектнее. Понимаешь, — Марден снова улыбался, — она боится Рэвео. Она — боится — нас. А вы прекрасно помните и без меня, куда ведёт страх.
Мэй напряглась, Койдан о чём-то долго думала.
— Знаете, — Марден улыбался почти торжествующе, — если за любые слова или действия против геноцида нас объявят павшими во Тьму, то мы не дадим себя объявить ими. Мы сами объявим павшими их: Крэйдел, Сталхена и всех, кто с ними.
— Тем более, — подхватила его мысль Мэй, — мы скажем правду.
— Спасибо вам, — сказала Койдан.
— А теперь нам пора, — Марден резко встал, Мэй поднялась вслед за ним.
— Да пребудет, — сказала вместо прощания Койдан, — с нами.
Марден и Мэй ушли. А в ушах отчего-то стояли случайно сказанные слова:
«...у воли Силы есть имя — Алаис Крэйдел...».
***
Идти до Храма пешком было полчаса. Мардена в Храме никто не ждал — значит, у него есть время обдумать произошедшее.
— Пойду пешком, — сказал он сестре. Та кивнула: я с тобой, отвлекать не буду.
Было прохладно. Ветер играл волосами Мардена: в отличие от большинства рыцарей он, редко воевавший на земле, стриг их не очень коротко.
Но Марден не чувствовал прохлады. Он пытался понять, что стоит за словами Койдан: слишком непохожими были действия Крэйдел на обычные решения ордена. Джедаи нередко предупреждали сенат об угрозе, порой настаивали на начале войны. Но орден всегда — всегда — требовал заключения мирного договора при первой возможности. Орден не избегал войны — но не позволял ей затянуться.
А теперь — добиваться войны на истребление? Идти на обман ради неё?
Ведь не могут же магистры не знать, что тогда будут погибать и республиканцы. Не могут же не понимать, что не все ситхи — воины. Не могут же не видеть, что Империя готова подписать любой договор?
«Рядом с ситхами желание убить начинало звучать там, — вспомнилось ему, — не это ли желание слышит магистр Крэйдел? Не его ли готов подхватить орден?».
Не так, не здесь ищешь, — звучало оттуда, — не ищи, не время искать...
Марден оборвал себя. Сколько раз он сам говорил сестре: «Не всегда важно, откуда проблема взялась — важно, как её решить». И теперь... Теперь слишком многие не походили на себя. Значит он, Марден, обязан остаться собой.
Порыв ветра дунул ему в лицо. На Корусанте наступал вечер, и были видны серебристые огни Храма.
«Надо поговорить с Эорном, — думал Марден, — мы одно время сражались вместе. Надо понять, насколько мне доверяют в кругу Крэйдел, сначала держаться их сторонником. Надо пристроить Мэй — хотя бы собственным помощником. Надо запасаться связями в будущем флоте Сталхена: только через магистрат адмирала изменником теперь не назовёшь, здесь нужна будет поддержка оружием.
А пока — восстанавливать связи в кругу Крэйдел. Искать былых друзей — тех из них, кто теперь в ближайшем окружении магистра».
Десять лет назад, когда Марден только получил звание рыцаря, Алаис Крэйдел вошла в магистрат. Она была...
Но тогда Мардену, да и не ему одному, не она была важна. Кто будет думать о новом магистре, приходя из боя? Давно вокруг мирный Корусант, а тело до сих пор чувствует чужую боль, там до сих пор рвутся жизни... А здесь магистры говорят со снисходительным укором: ты не умеешь отстраняться, ты пускаешь войну в своё сердце, ты допустил слишком много погибших, ты был не достаточно безжалостен, не достаточно сострадал к врагам, ты... И слишком сильно хочется спросить: а когда вы последний раз были в бою сами?
А с приходов Крэйдел среди тех, снисходительных взглядов появился другой: колкий и вдумчивый. Среди мудрых речей — рубленые фразы. Среди споров о Силе — цифры, факты и мелькающее иногда словечко «там».
За Крэйдел хотелось идти, и Марден пошёл одним из первых. Все знали, что она — протеже магистра Сталхена, но не замечали этого. Сталхен, командующий флотом ордена, появлялся в Храме редко — а она ждала у себя в кабинете после каждой миссии. В нём исчезали границы между рыцарями и магистром: она говорила о делах совета, спорила на равных... Порой обсуждали не только дела, и она спокойно рассказывала, как родилась полукровкой на Аркании, провела первые пятнадцать лет жизни в рабстве, как с трудом училась не делить мир на господ и рабов...
Тот год, когда Марден после миссии почти сразу шёл в кабинет к ней, казался ему лучшим в жизни. В тот год он всё реже называл её по фамилии, всё чаще — «Алаис».
Потом вокруг неё стали появляться «приближённые» — не просто те, кому она больше доверяла, но те, кто рассчитывал однажды попасть в магистрат по её протекции. Эорн предложил Мардену стать одним из них, но тот отказался: слишком легко «ближний круг» затягивало в интриги магистрата, слишком горько было смотреть, как сподвижники превращаются в свиту. И тогда Марден стал постепенно уходить, потом сестра доросла до совместных миссий....
А потом был короткий разговор с Алаис.
— Ты стал реже заходить ко мне, — она заговорила в трапезной.
Тогда было негласное правило: на равных магистр держаться только в своём кабинете, за его порогом — вести себя с ней так же, как с остальными членами совета. И всё же тогда Марден посмотрел ей прямо в глаза и спокойно сказал:
— Да, Алаис.
— Понятно.
— Станешь уговаривать вернуться?
— Нет. Напротив, я считаю, что ты прав.
— Вот как? — Марден удивился: Алаис не любила смягчать трудные разговоры, — почему же?
— Тебе там не место. Ты достойнее многих джедаев, а в магистрате такие, как ты, не нужны: ты слишком светлый для Совета, — Алаис говорила холодно. Не хвалила, не льстила — оценивала, как коллекционер картину.
— Забавно. Посмотришь на магистров — они светятся так, что скоро на них детекторы будут реагировать. А вот ты говоришь...
— Понимаешь, — Алаис говорила спокойно и вдумчиво, — многие проносили свет через кровь и грязь. Я видела тех, кто проносил свет через отчаянье, потерю цели жизни. Но я не видела никого — никого — ни вокруг себя, ни в прошлом, кто смог бы пронести свет через магистрат. Это ведь происходит очень просто: есть твой долг. А есть сенат и его игры. Если хочешь исполнить долг — научись в них играть.
Алаис задумчиво молчала. Через некоторое время Марден спросил её:
— Тогда зачем ты сама стала магистром?
— Не знаю, — лицо Алаис было абсолютно серьёзным.
Она продолжила:
— Сталхен услышал там: однажды мне понадобится власть и влияние. Мы сами пока не знаем, зачем.
— Но это изменит судьбы Галактики?
— Сталхен это видит так. А я ему верю.
Снова повисло молчание. Алаис резала на тонкие кусочки рыбу с Алдераана и, казалось, не видела Мардена.
Вскоре он повернулся к ней, чтобы сказать что-то вежливое на прощание
— Постой, — вдруг скала Алаис, — я не хочу с тобой прощаться. Если посчитаешь нужным, заходи ко мне в кабинет. Может быть, однажды мне снова понадобиться увидеть орден твоими глазами.
Марден кивнул.
Потом они молчали всю трапезу, и Крэйдел ушла первой. С тех пор между ними были только разговоры по долгу службы.
Через восемь лет она стала великим магистром.
«Слишком много лет прошло с тех пор. Но всё же... всё же она не из тех, кто забывает свои обещания, — подумал Марден».
Иди, иди, ищи, нащупывай. Тебя ждут, — звучало там.
***
— Что мне надо делать? — спросила Мэй недалеко от лестницы Храма.
— Пока ничего. Скоро всё будет известно наверняка.
Сегодня будет разговор. Не с приближёнными магистра Крэйдел, а с членом совета... с Алаис.
Глава 2. Предназначение и назначение В Кабинете Алаис было удивительно просторно: светлые стены, широкие окна, небольшой стол с инфокристаллами и документами. Ни следа долгой работы в одном месте — стандартная мебель, стандартная планировка, стандартное оформление.
За столом сидела Алаис: серебристый плащ, изящные наплечники, короткая стрижка.
— Входите, рыцарь Фирнис, — сказала она, не отрываясь от чтения.
Он вошёл. Из-за стола выплыл по воздуху стул и опустился рядом с Марденом.
— Здравствуй, Алаис, — сказал он.
Она как будто не удивилась тому, как Марден к ней обратился. Спокойно обернулась и с улыбкой ответила:
— Здравствуй, Марден.
Она, казалось, не постарела с тех пор, как Марден последний раз был в этом кабинете. Такая же почти белая кожа — как у всех полукровок-арканиан. Те же правильные черты лица и ни следа возраста на них.
«Все арканиане долго не стареют, — подумал Марден, — правда, потом стремительно угасают». Он не думал о деле: не хотел, чтобы Алаис почувствовала его тревогу или напряжение.
— Помнишь, ты когда-то говорила, что хочешь видеть орден... как он живёт. Не только то, что должно быть заметно магистру, но и то, что видят обычные рыцари.
— Да, помню, — просто ответила Алаис. Ни любопытства, ни удивления, — когда-то хотела. Мне уже давно не до этого.
— Когда-то, — зло сказал Марден, — когда-то ты была для многих идеалом.
— Ты пришёл напоминать мне о прошлом? — в голосе Алаис промелькнуло снисхождение, — ради этого и старое «ты», и этот почти дружеский приход. У меня теперь нет времени на воспоминания.
Марден не скрывал своей досады: пусть Алаис видит всё, что он думает. Пусть видит разочарование Мардена, его мечты о прошлом, его тревогу о ней... только о ней.
— Нет времени на воспоминания, — Марден неприятно усмехнулся, — нет времени на нас, простых джедаев. Вот и не видишь: тебя начинают бояться. Ты ведь и не замечала этого: сначала старые друзья уходят от тебя, потом в тебе видят только очередного магистра, потом тебе не хотят доверять... Но это всё были мелочи, из-за них я бы не вспомнил о тебе. Просто я вернулся с войны — а в ордене то и дело мелькает страх. Шепотки, осторожные слова, разговоры, которые не должны услышать лишние уши... твои уши. А ведь раньше тебе доверяли то, что не доверили бы никому.
На лице Алаис не осталось и следа снисхождения — только холодный взгляд прямо в глаза Мардену.
— Зачем ты допустила это? — резко спросил он.
Искренний вопрос, искренняя тревога, искренняя досада. Алаис должна поверить ему.
— И кто же так... шепчется? И о чём?
Марден замолчал.
— Или ты думал: «поговорю с Алаис, и она сразу же раскается. А доносить я ей не буду, да и она никогда о таком не попросит», — насмешливо продолжила она.
— Кто? — задумчиво ответил Марден, — многие. Простые рыцари, те, кто давно не был в Храме. У тех, кто работает на Корусанте, я такого не видел. Хотя... у Койдан Веннир что-то промелькнуло.
— Ясно, — задумчиво произнесла Алаис, — продолжай.
— Говорят о том, что война может перейти на территорию Империи. Ещё недавно стало мелькать что-то об измене магистра Рэвео. При этом боятся отчего-то не сколько Рэвео, сколько тебя.
— Хорошо, — Алаис говорила тихо, — спасибо. Ты был прав: я перестала говорить с простыми джедаями, и вот, — она усмехнулась, — у них в голове слухи и домыслы.
Марден кивнул.
— И у меня в голове тоже только слухи и домыслы. — горько сказал он, — Расскажи мне, что происходит на самом деле.
«Если ты хочешь, чтобы орден снова доверял тебе», — осталось несказанным.
— Хорошо. Это всё началось лет сорок назад, — Алаис говорила спокойно, и Мардену было легко слушать её.
...Лет сорок назад Эвиан Сталхен, тогда ещё не магистр, летел на Арканию: нужна была помощь её флоту. В гипере он медитировал, как и всегда. И сквозь медитацию он то ли услышал, то ли увидел строки:
«Придёт избранный,
чтобы ...
и принести равновесие в Силу».
чтобы ...
и принести равновесие в Силу».
Вторую строку он тогда то ли не разобрал, то ли не смог запомнить. Но он почувствовал: с ним говорил сам мир.
Потом Сталхен прилетел на Арканию, там встретился с моим отцом — конструктором космических кораблей. Среди его прислуги он случайно увидел меня: там, на Аркании, место домашнего слуги — самое лучшее, на что может рассчитывать полукровка. А я была сильной одарённой, и Сталхен решил: то пророчество было обо мне. Он поговорил со мной, с моим отцом...
Знаешь, Марден, мой отец был хороший человек, и меня по-своему любил. Он дал мне место служанки у себя в доме, где не были ни непосильной работы, ни надсмотрщиков с электрошокерами. Но он предпочитал не идти против общества, и свободу мне давать не стал. А потом появился Сталхен, и отец просто подарил меня ему.
Миссия вскоре закончилась, и он привез меня на Корусант — и из служанки я превратилась в девочку из пророчества. Это пророчество изменило всё жизнь Сталхена: ничего подобного раньше не случалось ни с ним, ни с его окружением. Он так и не стал моим мастером, но добился, что Рэйтан, один из лучших мечников и менталистов ордена, взял меня в падаваны. Потом Сталхен познакомил меня со многими из магистров, ввёл в дела совета и выдвинул мою кандидатуру после смерти Хайдарры. У нас были странные отношения: он верил в мою избранность, но не мог объяснить, в чём она заключается. Он делал для меня всё — а я не знала, что надо делать мне самой. Так было до войны.
А потом пришли ситхи.
Знаешь, Марден, ситхи ведь не более жестоки, чем люди на любой войне. Канцлер боится, что их технологии непонятны для нас — Республика и раньше сталкивалась с другими цивилизациями. В них было другое — то, что потрясло и меня, и Сталхена.
Они сражались в двух мирах. Они перекраивали Силу.
Сила всегда стремится к миру — они заставляли её помогать им в убийствах. Нет, не в тех убийствах, которые неизбежны ради обороны или стабильности государства. Они заставляли Силу помогать им в междоусобицах. Помогать в захватнической войне. Помогать в нападении на нас, джедаев. И Сила их слушалась, вот что самое страшное.
И тогда мы со Сталхеном поняли: пророчество было о них. Почти сразу после нападения Садоу он сказал мне, что вспомнил полный текст:
«Придёт избранный,
чтобы уничтожить ситхов
и принести равновесие в Силу».
чтобы уничтожить ситхов
и принести равновесие в Силу».
Так я увидела, что прошлое было не напрасно: у меня было звание верховного магистра, была власть и влияние. В храм доставили трофеи, их исследовали наши учёные... дальше я не стану вдаваться в подробности, но мы создали реагент, который может уничтожить не только самих ситхов, но и всё, что они создали. Скоро его распылят над Империей.
Да, я уже давно всё решила, уже давно был разработан план — ещё тогда, когда Республика терпела поражения. И вот теперь канцлер принял этот план.
Завтра же я соберу всех, кто в Храме, и расскажу им многое из того, что рассказала сейчас тебе. В тот же день в сенате канцлер предложит продолжать войну. Я уверена, что Сенат его поддержит...
Алаис долго молчала. Марден тоже не мог найти слов, он не мог даже понять, что думает о рассказе Алаис.
Через некоторое время он спросил первое, что пришло в голову:
— А почему ты уверена в согласии Сената?
— Это просто, — было видно, что Алаис говорит на привычную тему, и теперь ей легко, — раньше война не касалась сенаторов лично. В крайнем случае, страдало их имущество, но своей жизнью они не рисковали. А когда ситхи напали на Корусант, бомбы падали рядом со зданием Сената. И вот тогда многие сенаторы по-настоящему поняли, что это такое — погибнуть на войне. А после такого захочется отомстить хотя бы за свой страх.
Марден тревожно молчал. Он понимал, что теперь надо говорить о своём флагмане, но... Молчала и Алаис, как будто не решалась сказать что-то важное.
— Тебе что-то не нравится, — наконец произнесла она.
— Да, — ответил Марден, — мы хотим уничтожить Империю. Мы отказываемся от мирного договора и нападаем сами. А Силу для таких войн используют...
— Только ситхи, — чётко выговорила Алаис.
Она смотрела прямо в глаза Мардену.
— Я давно об этом думала, — сказал она немного спокойнее, — это просто и страшно. Ситхи сделали невозможное — перекроили Силу под себя. И нам теперь действовать в этом, перекроенном мире, действовать по его законам.
— Тогда мы сами встанем на место ситхов, — Марден сказал то, что не надеялся произнести не только в лицо Алаис, но и про себя.
— Нет, — уверенно ответила Алаис, — пока война будет продолжаться, я буду везде говорить о нашей правоте. А потом, лет через сорок, кто-нибудь... Может быть, даже ты скажешь, что геноцид (тогда никто не будет стесняться громких слов) был противен Силе. Меня назовут падшей во Тьму, вас — преступниками. Орден откажется от нас, юнлингам будут запрещать интересоваться нами... И орден будет чист и сможет снова нести добро, — Алаис сухо рассмеялась.
— Хорошо, — спокойно сказал Марден, — но тогда я бы хотел попросить тебя...
— Слушаю, — отозвалась Алаис.
— Тебе всё-таки нужен кто-то, кто видит магистрат глазами ордена. Особенно во время этой войны, когда джедаи должны поверить тебе. Я бы хотел, чтобы «Белая звезда», мой линкор, стал бы флагманом Сталхена.
— Скромная просьба, — усмехнулась Алаис.
— Я стану твоими глазами там, на фронте. Что-то буду рассказывать Сталхену, что-то — сразу тебе. А в сражениях ты меня знаешь, мой корабль будет надёжным флагманом.
— Хорошо, — медленно сказала Алаис, — считай, что ты назначен. Послезавтра это будет в приказе.
— Спасибо, — искренне ответил Марден.
Алаис бросила взгляд на датапад — Марден понял, что она хочет вернуться к работе.
— Мне пора, — сказал он, — да пребудет с тобой...
— И с тобой, — ответила Алаис.
Марден вышел. Алаис погрузилась в работу.
***
Мэй ждала брата в его комнате.
— Ну что? — спросила она, как только он вошёл.
— Удача. Алаис мне верит, «Белая звезда» будет флагманом.
— А сама Крэйдел? — осторожно произнесла Мэй, — почему она...
— Считает, что ради хорошо дела можно стать ситхом на время, она сама почти так сказала, — зло выговорил Марден, — и не будет ничего страшного. Расскажу завтра, а сейчас — спать.
«А я ведь только сегодня вернулся в Храм, — подумал Марден, — а кажется: жизнь назад».
Интерлюдия. Расставание с магистромЧернота за окном.
Ровная чернота гиперпространства. В Силе — ни единого отблеска жизни. Только ровная тишина вокруг.
Марден сидел в каюте и вслушивался в тишину — медитировал.
Позади, до входа в гипер, был Корос — длинное, вычурное название «Система Императрица Тета» так и не прижилось. Впереди был Коррибан — родина ситхов и кладбище величайших из них, не столица их Империи — но место, которое дороже и важнее столицы.
Позади были знакомые гипертрассы, была Республика. Были полтора года, за которые весь орден стал считать его доверенным лицом магистра Крэйдел. Была речь Алаис о новой войне перед всем орденом. Был и ответ магистра Рэвео на неё: джедаи падают во тьму. Это был злой, правильный, честный ответ, многие были готовы согласиться...
Алаис не стала спорить с ним. Просто обвинила в измене — строго, спокойно, продуманно. А канцлер подтвердил её слова по голографической связи. Рэвео тогда хотели исключить из ордена и отдать светскому суду, где его смерть была бы неизбежной...
Но Алаис выбрала ему приговор сама: всего лишь заключение в Храме. Здесь полагалось восхититься милосердием Алаис и после этого разойтись.
Вот только вдруг заговорила всегда тихая и осторожная Койдан.
— Я всё ещё ученица мастера Рэвео, — спросила она тогда с колючей усмешкой, — или мне следует искать другого учителя при живом мастере?
Марден помнил: тогда он не знал, что ему говорить. Не знали и остальные: напряженно переглядывались, шептали что-то друг другу.
— Полагаю, — через некоторое время ласково и снисходительно заговорила Алаис, — что магистр Рэвео отрёкся от верности нашему ордену, а значит и от тебя. Если кто-то согласиться взять тебя в падаваны — пусть берёт.
И снова все молчали, а Рэвео, бывший магистр, не поднимал глаза на Койдан.
Через день её отправили на какую-то сельскохозяйственную планету, где орден недавно основал анклав.
А потом, вдали от чужих глаз, Алаис и Сталхен Силой погрузили Рэвео в стазис —
странное, малоизученное состояние между жизнью и смертью.
Марден помнил, как они спустились на нижние ярусы храма — он сам, Алаис, её ученик, несколько прежних друзей Мардена — и несли тело Рэвео. Они шли вниз и вниз, мимо
комнат, подсобных помещений, архива текстов на материальных носителях, архива техники доракатанских цивилизаций... Марден помнил, как сначала перестали мелькать живые, потом исчезли и дроиды. Алаис отпирала двери тяжёлым ключом, выкованным из металла: здесь замки открывались раз в несколько сотен лет, а за такое время в храме менялись все коды идентификации.
Марден чувствовал, как вместо светлой и спокойной Силы храма проступает что-то иное — оно казалось вязким и тягучим, и вместе с тем как будто шуршало. Так шуршит змея по высохшим листьям — заметит? укусит? проползёт мимо?
— Что происходит? — напряжённо спросил кто-то из молодых.
— Здесь хранятся технологии Раката, — объяснила Алаис, — они когда-то построили всю свою технику на Тёмной стороне. И теперь многое из их изобретений безопасно хранить только у нас. Одно из них я хочу использовать.
В Силе клубились страх и тоска тех, кого Раката назвали своими рабами когда-то — когда даже мысли об ордене джедаев не появились. Сколько тысячелетий назад это было? Каким был тогда мир? Отчего боль, которую ощущали в те времена, можно почувствовать и сейчас?
Джедаи шли по коридору мимо запертых дверей, и казалось: там, за тяжёлыми замками, время остановилось. Зайди — и вокруг исчезнет и нынешняя война, и орден, и город на Корусанте.
— Пришли, — сказала Алаис и провернула ключ. Высокая дверь медленно открылась.
В просторном зале всюду были овальные столы по пояс Мардену. Над ними к потолку устремлялось ровное свечение, то белое, то голубоватое.
— Эти приборы могут сохранять объект в стазисе бесконечно долго, — сказала Алаис, — по крайней мере, так говорится в архивах.
— Я правильно понимаю, — спросил Эорн, — что магистр Рэвео не выйдет из стазиса.
Марден всматривался в столбы света — ему показалось, что это холодная и ровная Сила гиперпространства замерла над древними артефактами.
— Да, не выйдёт, — ответила Эорну Алаис, — казнь магистра — слишком большой скандал для ордена, а в живых его оставить невозможно. А так официально он жив, и даже вполне здоров.
— Осталось понять, — теперь она говорила немного быстрее, — как оно включается.
На её датападе появился перевод ракатанской инструкции — Алаис коснулась одного из столбов света Силой, Эорн и Марден поместили тело магистра в магнитные захваты.
Не было ни спецэффектов, ни внезапно нахлынувших эмоций.
— Так спокойно, как будто каждый день сюда ходим, — напряжённо усмехнулся кто-то из младших.
— Нам пора обратно, — сказала Алаис.
***
Вспоминать тот день было странно. Когда Марден вернулся, Мэй всё тревожилась: Алаис заметит, что её брат сочувствовал Рэвео.
— А я его не жалею, — ответил Марден тогда, — он одиночка и сам виноват в своём поражении.
— Но он же... — осторожно начала сестра.
— Решил повести орден за собой, — перебил её Марден, — а кто был готов идти за ним? Он думал: «Вот выйду, скажу им красивые слова, и они мигом отвернутся от Алаис. Я же магистр, а значит, каждый джедай восхищается моей мудростью по своей природе». Вот только за одну речь перед орденом сторонников себе не соберёшь. Ну и — один против ордена. А орден сейчас такой, что съел его не задумываясь.
— А как же Койдан? Она же поддержала его.
— Койдан... Сказали красивые слова и позволила себя изгнать. Ей бы удержаться на Корусанте любой ценой, а она — «Какой у меня статус? Решите это, пожалуйста, магистр Крэйдел». Вот её и отправили на...
— Спинтир, — Мэй назвала планету, где теперь была Койдан.
— Да-да, на Спинтир.
— А ты не думаешь, что и нас так же отправят на какой-нибудь Спинтир, — спросила Мэй. Это не был страх, просто ей хотелось разобраться в планах брата.
— Не думаю. Я не Рэвео, и в одиночестве никогда не окажусь. Мы с Алаис недавно говорили — о страхе, о магистрате и ордене, как всегда говорим. И она сама попросила меня — да, это именно она попросила — чтобы я остался на год работать при ней. А заодно собрал вокруг себя далёких от власти джедаев и устроил бы что-то вроде тех бесед, которые раньше делала Алаис.
— И о чём же будут эти беседы? — недоверчиво спросила Мэй.
— О работе магистрата, о самой Алаис...
— Понимаю, — тихо и сосредоточенно сказал сестра.
За полтора года вокруг Мардена собрались многие — стражи и защитники, дипломаты и целители, воины и ученые. В его кабинете встречались книжник Одан-Урр и разведчица Илнуа Веллет, редко залетавший в орден странник-одиночка Раэнт Хайниб и исследователь Роун Савених — один из тех, кто создал реагент, предназначенный для уничтожения ситхов. Встречались многие — друзья и не знакомые друг с другом люди, соратники и те, кто стоял на грани вражды.
Встречались, спорили, то верили, то не верили Мардену.
А тем временем Алаис наладила производство в анклаве на Дантуине реагента — Акайро (как его часто стали называть по фамилии главного разработчика), «Системы Сиенара» увеличили производство боевых кораблей, республиканские дипломаты убедили Арканию не поддерживать ситхов в войне и сохранить нейтралитет...
Но всё это было позади. Сейчас вокруг было только гиперпространство и «Белая звезда», летевшая сквозь него.
А впереди был Коррибан.
Глава 3. Над Коррибаном«Выход в реальное пространство через три… две… одну…»
Адмирал Сталхен увидел, что в широком окне капитанского мостика «Белой звезды» резко появились тёмно-красная поверхность Коррибана.
«Из космоса эта планета похожа на огромную пустыню — подумал он, — там, говорят, у деревьев алые листья, и даже стволы красные. Забавно. Через час там по-настоящему будет только пустыня — а отсюда даже не будет видно разницы».
Через секунду на экране перед окном возникли изображения остальных линкоров Республики.
Эскадра Сталхена вошла в пространство ситхов первой. Вскоре республиканские корабли должны были выйти над Зиостом и Ч’ходосом, Атиссом и Ашес-Ри. Но раньше всех должен был погибнуть именно Коррибан, колыбель ситхов — пусть они воспримут её гибель как смерть всей Империи.
Это было рискованно — выйти из гипера в восьми километрах над поверхностью планеты. При обычной орбитальной бомбардировке этого и не требовалось, но она велась, в основном, лазерным оружием. А теперь надо было как можно скорее сбросить бомбы с агентом Акайро — и для ситхов атмосфера станет непригодной для дыхания. Впрочем, после распыления республиканцы смогут спокойно дышать на поверхности Коррибана даже без скафандра.
Линкоры выстроились над полюсами и основными параллелями.
«Выпустить истребители» — приказал Сталхен всем кораблям. Марден, чьё рабочее место было рядом, отдал такой же приказ для «Белой звезды».
С экваториальной базы начали подниматься в воздух истребители ситхов — корабли крупнее пока не вступали в бой. Первые истребители Республики уже были в атмосфере.
«Начать бомбардировку».
Там, в атмосфере, завязывались первые бои, падали первые бомбы.
Скоро поднимутся крейсера и линкоры с базы «Дрешде» — до атаки остаётся минуты две. Космопорт уже обстреливается, но многие корабли уже загерметизированы, и Акайро не сможет уничтожить их экипаж, а броня выдержит первые взрывы. Остальные базы ситхов успели сделать меньше, но корабли могут подняться и с них.
«Линкорам “Канцлер Эскахи”, “Надежда” и “Императрица Тета”, — приказал Сталхен, — переместиться на координаты...»
Крик.
На секунду Сталхену показалось, что нет ни мостика, ни эскадры, ни боя в атмосфере. Был только крик — ровный, отчаянный, протяжный. Он был всюду — над Коррибаном, среди кораблей Республики, звучал из гипера, рвался из самого Сталхена... Он не был звуком — но оглушал. Он не был чувством — но от боли было трудно стоять.
В мире был только крик.
«Нет» — думал Сталхен. Мысли звучали в голове глухо, сбивались, смешивались между собой. Что-то словно сминало их, как взрывная волна сминает стены.
«Нет, не слушать, не слушать. Это — оружие ситхов, им надо отвлечь наше внимание. Не слушать, не слушать. Нет крика, крик не важен. Есть мостик, есть линкоры. Не слушать, не поддаваться. Ситхам нужно, чтобы ты поддался — не слушай, не слушай».
На экране переместилось изображение линкора «Надежда». Сталхен сосредоточился на голограмме — крик не затих, но уже не отвлекал так сильно.
Первый ситский крейсер уже покидал атмосферу. Марден приказал атаковать его из турболазеров.
Большинство ситских баз было уничтожены, но над северным полярным кругом несколько крейсеров атаковали республиканские корабли.
«Линкору “Верность” перейти на точку над пересечением шестьдесят шестой параллели и пятнадцатого меридиана», — приказал Сталхен.
Сначала он хотел перевести туда и «Ясный», но с него бомбили Малый Коррибан, где был главный гражданский космопорт планеты. Оттуда ещё могла начаться эвакуация, а «Ясный» не пропустит тех, кто станет улетать с Коррибана.
«Белая звезда» отстреливалась успешно, «Императрица Тета» нанесла ситскому линкору серьёзные повреждения, несколько ситских крейсеров уже падали на Коррибан.
...Там, внизу, кричали живые и кричали мёртвые. Кричали те, кто попал в центр взрыва и не заметил своей смерти. Кричали те, кого завалило обломками зданий. Кричали те, кто вдохнул растворённый в воздухе яд — и их лёгкие остановились. Кричали ситы, люди, долго жившие на Коррибане рабы множества рас. Кричали хсиссы и тук’аты, деревья и высокие травы — все, кого коснулся отравленный воздух.
А бесцветный газ чуть тяжелее воздуха разносился по Коррибану, проникал в дома, залетал в подвалы и пещеры.
Нечеловеческий, невозможный крик всё ещё стоял в ушах Сталхена. Но от командования он уже не отвлекал.
***
Адмирал Сталхен так и не станет известен среди неодарённых. А в ордене через несколько десятков лет о нём будут думать многие — называть героем и убийцей, восхищаться и презирать. И почти каждый задумается: что же он чувствовал тогда, в тот миг, когда впервые уничтожил жизнь на всей планете? Кто-то решит, что он безумно, почти по-детски радовался. Кто-то — что спокойно наслаждался чувством своей правоты. Найдутся и те, кто припишет Сталхену сомнения и муки совести.
А правда была проще. Сначала Сталхен думал только о ситских кораблях над Коррибаном, потом — о боях над Зиостом и Джагуадой, которые начались лишь на полчаса позже коррибанского, потом оказался на грани поражения над Рельгом.
А через несколько дней и Сталхен, и остальной республиканский флот привыкли к бомбардировкам. Одарённые уже почти не обращали внимания на тот след, который остаётся в Силе после мгновенной гибели многих. И самую первую бомбардировку они уже не вспоминали.
Не было смысла думать о ней.
***
— Там не осталось ничего живого, — сказал Марден, — но не стоит думать, что не осталось ничего разумного.
— Призраки? — спросила Мэй.
— Да.
В каюте Мардена собралось четверо: кроме него и сестры там была джедай-тень Илнуа Веллет и Эорн Хорбэ, один из лучших менталистов ордена. Ещё во время кампании лорда Садоу Веллет смогла захватить некоторых ситхов в плен, а Эорн просматривал их память.
— Я знаю о призраках немного... — заговорил Эорн.
Он был миралука, и подчёркнуто простая белая повязка скрывала пустые глазницы. Иногда Мардену становилось не по себе рядом с ним: слишком много было в Эорне неправильного, непонятного — и зрение через Силу, и способность легко просматривать чужие воспоминания, и замкнутость... К тому же Алаис разрабатывала какой-то проект в менталистике на грани дозволенного в ордене — о нём мало знали и остальные магистры, и сам Марден, а Эорн был там главным помощником.
— И всё же именно о коррибанских духах лучше всего расскажешь именно ты, — ответил Марден.
— Ладно.
Мэй сидела за столиком и слушала сосредоточенно, но... немного беспечно, как будто на обычной лекции для старших падаванов. Илнуа соскользнула в медитацию: она уже много раз слышала рассказ Эорна. Марден достал свой датапад: на нём высветилось, что несколько истребителей уже отремонтировали после битвы.
— Призраки есть далеко не в каждой гробнице, — говорил Эорн, — только Тёмные лорды, и то не все. Самое забавное, что сами по себе призраки могут не очень много: в их гробницы молодёжь пускают сразу после окончания их академии. Что-то вроде церемонии посвящения у примитивных племён.
— Или похода за кристаллом для юнлинга, — вдруг сказала Мэй.
Илнуа вздрогнула, а Эорн как будто не удивился её замечанию.
— Угу, примерно. Так вот, молодёжь там ищет разные артефакты, ну и сражается с местными ловушками. Но, на самом деле, там главная опасность — это всякие особо искажённые звери, ну и технофорсовые штуки вроде коридоров с миражами. А сами призраки... я бегал по памяти одной девочки, так она в свои девятнадцать победила призрака Тёмного лорда, и никто особо не удивился.
— То есть большую группу в гробницы брать не надо, — уточнил Марден.
— Да, — ответил Эорн, — а вот неодарённых брать с собой очень не советую. Там на каждом шагу форс-реальность, и они не отличат её от настоящей.
— Ясно. Пойдёт Мэй, Илнуа, ты и ещё несколько консулов с «Ясного».
***
Марден думал, что Сталхен станет говорить с ним на мостике, но тот пригласил его к себе в каюту. Она была почти такой же, как у самого Мардена: гладкие серебристые стены, стол с голопанелью, выдвижная кровать. Сам Сталхен сидел на очень простом стуле, рядом стоял такой же — для Мардена.
Он был похож на Алаис, как будто они были близкими родственниками — те же правильные черты лица, такой же напряжённый взгляд. Даже длинные рыжие волосы только придавали строгости его лицу.
— Да пребудет с Вами Сила, адмирал.
— И с Вами, капитан, — Сталхен скупо улыбнулся.
— Скоро с моего корабля в гробницы отправится отряд, и он может встретить выживших ситхов.
— Нет, пленники оттуда нам сейчас не нужны.
Марден давно не мог объяснить себе, какие у него сложились отношения с адмиралом. Они не ограничивались уставом... но больше ничего Марден не мог сказать. Сталхен часто обсуждал с ним свои планы — но не столько хотел узнать его мнение, сколько проговаривал их вслух для себя. Сталхен был подчёркнуто холоден с ним — но даже с Алаис он держался точно так же. Марден не мог сказать, что Сталхен от него ждёт — и всё же решился предложить ему собственную идею впервые за всё время их знакомства.
— Одан-Урр сказал мне, что разработал технику отсечения живого существа от Силы. Он говорит, что не знает, как она работает на разумных — и я хочу испытать её на пленниках,.
В Силе не отразилось ни одной эмоции Сталхена.
— Рыцарь Одан-Урр? — сказал он, — не знал, что он увлекается экспериментами. Я ждал чего-то подобного от рыцаря Хорбэ, но никак не от него.
— Да, когда-то он предпочитал работать с архивами, а не ставить эксперименты. Но в эту войну погиб его учитель — и эта смерть заставила его пересмотреть... многое.
— И после этого он заинтересовался наукой? Достойно, очень достойно. Пусть ставит эксперименты на своих коррибанцах.
Сталхен открыл голопанель и обратился к Мардену.
— Насколько исправлены повреждения «Белой звезды?»
Марден легко ответил ему: состояние своего корабля он всегда представлял себе, как будто перед ним открыт его план.
«Сталхен согласился, — думал он при этом, — хорошо. Скажу сестре, что мы сможем не добивать коррибанцев: она обрадуется. А забавно, как по-разному видят Мэй и Сталхен одну и ту же идею. Они ведь похожи: оба отчасти прячутся от мира — и он со своим фанатизмом, и она... наивная, искренняя, милая Мэй».
Марден завершил доклад.
— Мне нравится с вами работать, — сказал адмирал.
Глава 4. О мёртвых и о живых. Часть 1— Я на полчаса медитировать, — сказала Мэй.
— Угу, — ответил Марден, не отрываясь от голопанели: приёмник «Белой звезды» поймал сигнал с новостями из Республики.
Мэй закрыла дверь своей комнаты. Впервые с прихода в орден у неё не выходило... даже не войти в медитацию, а просто успокоиться. Сила звучала резкими сполохами чужой боли — и касаться её было всё равно, что опускать руку в кипяток.
«А ведь брат ничего не чувствует м ему даже в голову не пришло, что я не могу медитировать, — устало подумала Мэй, — а когда-то мы легко понимали друг друга».
Это происходило последние несколько дней: все стали изменяться. Менялись её знакомые, боевые товарищи, менялся брат — даже брат, хотя в это было труднее всего поверить. Те, кто раньше остро чувствовал несправедливость, начинали относиться к ней безразлично даже в мелочах. Мэй вспомнила, как Одан-Урр, неисправимый идеалист Одан-Урр, со скрытым торжеством рассказывал о том, что «Алый феникс» не был допущен в пространство ситхов, и всю медицинскую помощь войскам Республики теперь оказывал Целительский корпус ордена. А Эорн — вечный циник напоказ, убеждённый в иллюзорности любой победу и любого поражения — холодно и немного небрежно говорил о том, что после бомбардировки Коррибана мир изменился навсегда.
Но тяжелее всего было наблюдать за братом. Год назад Мэй видела, как он молча и непреклонно переступает через себя, чтобы войти в доверие Алаис. Тогда она с трудом принимала его — но восхищалась. А теперь... Теперь Марден спокойно жил настоящим днём, думал о текущих целях...
«Он совершенно забыл о том, что хотел создавать заговор против Алаис, — отчётливо прозвучало в голове Мэй, — он не испугался. Он не решил изменить свои планы. Он — просто — перестал — думать — о них».
Мэй стало холодно.
Захотелось побежать к брату, забыв о такте и об осторожности, и рассказать ему всё, что кружилось в голове...
«Он не услышит» — ясная, как будто чужая мысль.
Мэй вспомнила, что она всегда слушала брата: ещё десятилетней девчонкой отправилась за ним в орден, потом вместе с ним послушалась Койдан, потом смолчала, когда брат позволил Алаис отправить её в ссылку... И теперь не умела говорить, не умела спорить.
«А придётся, — насмешливо говорил почти чужой голос, — здесь каждый предаёт себя, а ты пока держишься».
Мэй думала, что надо попытаться открыть глаза всем — брату, своим товарищам, даже случайным знакомым (вдруг лучше всего услышат именно они) — заставить сравнить себя-нынешнего с собой-прошлым, взбудоражить, испугать...
«И тогда они поймут, — продолжали мелькать чужие мысли, — что они всего лишь участники самого обычного геноцида. А кто согласиться это понять?».
Мэй понимала, что она сама ничем не лучше других: она завтра отправится на Коррибан — добивать.
«Или не добивать, — звучало в голове, — ты хотела научиться убеждать, вот и убедишь Эорна взять пленных».
Впервые за несколько дней Мэй было спокойно. Она даже не погружалась в медиацию, но у неё прибавилось сил, а вместо страха и усталости за спиной была уверенность.
«Держись, — то ли подумала, то ли услышала Мэй, — раз ты ещё честна с собой. Раз ты ещё помнишь, кто ты есть».
***
Эорн, а вместе с ним ещё девять джедаев, приземлились невдалеке от Долины Тёмных лордов.
Пейзаж был — как в типичном фильме «после конца света». Эорн даже усмехнулся про себя, настолько всё вокруг было похоже на штампы из очередной «самой зрелищной премьеры». Здесь и пустыня до самого горизонта, и засохшая трава под ногами, и полностью облетевшие деревья то здесь то там, и лес голых чёрных стволов вдали, и туша какого-то мёртвого зверя прямо перед шаттлом, и пара мелких мертвых зверушек рядом с ним.
И назойливое ощущение в Силе от каждого трупа — как глубокий порез.
«Забавный всё-таки жанр, — подумал Эорн, — истории после конца света. Разве может быть что-то после конца? Хотя... эта планета погибла, а мы на ней, и мы существуем. Любопытный парадокс».
— Добро пожаловать в новый мир, — сказала Мэй, выходя из шаттла.
Тусклая сухая трава шуршала под ногами.
Невдалеке поднималась тёмно-красная горная гряда — растений там было немного, и горы не очень напоминали пейзаж из фильма. Среди скал некоторые были ниже и острее. Эорн понял: гробницы.
В Силе гряда казалось чем-то вроде чёрной дыры: само ощущение жизни искривлялось рядом с ней. Но теперь, после бомбардировки, она была слишком похожа на остальной Коррибан — это мешало сосредоточиться, не давало ясно почувствовать призраков.
Эорн повёл отряд по холмам к гряде. И красно-жёлтая земля, и непривычные очертания гробниц казались ему похожими на выдуманный пейзаж в одной из голоигр (ещё мальчишкой, до прихода в орден, он в них постоянно играл). Впереди — самый опасный монстр, а пока — вокруг всякая мелкая живность, и если убить, например, паука, из него посыплются деньги или выпадет деталь доспеха в два раза больше самого животного. Эорн увидел труп тук’аты — она разорвала себе когтями горло, когда задыхалась, но теперь кровь рядом с ней уже подсохла и сливалась с красноватой землёй.
«А внутри у неё как раз деталь от артефакта для борьбы с призраками» — пришло в голову Эорну. Он сам удивился, откуда у него такие неуместные мысли.
Вскоре отряд приблизился к высокой бордовой скале. Из неё выступала гладкая пирамида; в отличие от украшенных статуями и рельефами пирамид вдали, на ней не было ни единого выступа, только несколько рядов букв над входом.
—Латэйн Кайард, — прочитала Илнуа.
— Один из изгнанников? — удивилась Мэй.
— Не один из, — ответил Эорн, — а ученик Полла. Любопытно будет познакомиться с такой известной личностью.
— Если в этой «личности» осталось хоть что-то, кроме тьмы, — почти до неуместности серьёзно сказал Сэвир Наэти с «Ясного».
Отвечать Сэвиру не хотелось — слишком не вязалась его серьёзность со странным настроением Эорна.
— Останешься на входе, — обратился Эорн к Римейтни Хаотт, которая стояла рядом с Сэвиром.
Эорн включил меч и вырезал проход в дверях гробницы — на удивление, камень подавался достаточно быстро.
Девятка джедаев шагнула внутрь — перед ними открылся узкий, но очень высокий коридор из чёрного камня. И снова нигде не было украшений — только время от времени в нишах стен были надписи золотыми буквами, похожие на строки стихотворений.
Не выходили тук’аты, не выползали шипастые х’сиссы. Только длинный, длинный коридор.
Коридор, не совпадавший с воспоминаниями пленника ни одной деталью.
Об этом надо было предупредить остальных:
— Я просматривал воспоминания ситха, который проходил в этой гробнице испытания. Там она была точно такой же снаружи — но этого коридора не было. После входа сразу был зал.
Но уходить было глупо. Когда-то Эорн пробовал собственной боевой медитацией отвлечь внимание от флота-призрака, который наслали ситхи. Тогда у него получилось, хотя и не сразу. Он развернулся и пошёл вперёд по центру коридора. Вслед за ним — остальные.
— Оглянитесь, — резко и испуганно сказала Илнуа.
Двери за спиной не было, только ниша с написанными в ней строками.
Хотелось горько смеяться: ещё вчера и Эорн, и Илнуа убеждали Мардена, что призраки слабы в Силе. А теперь — как будто несколько лет назад — война против неизвестных существ с непонятными способностями. И оставалось только широким шагом идти всё дальше по коридору: эту игру поставить на паузу не выйдет.
Из боковой ниши — только что здесь была ровная стена — вышел кто-то живой. Это был немолодой ситх в тёмном доспехе, под которым проглядывали синие одежды.
Отравленный воздух почти не прошёл внутрь гробницы, и ситх дышал свободно.
«Он неплохо ориентируется в здешней иллюзии, а значит, пригодится нам», — подумал Эорн.
— Взять живым.
Ситх спокойно шёл навстречу отряду — горе, желание умереть достойно и то искривление самой жизни, которое сильнее или слабее звучало в каждом из них.
Искривление усилилось — Эорн понял, что с трудом стоит на ногах. Толчок Силы? Не только: пол расходился под отрядом. Эорн прыгнул вверх и приземлился за споной противника.
Пол почти полностью исчез, под ним была пропасть, и только ситх стоял на маленьком островке земли. Эорн вцепился в гладкую стену, балансировал более на Силе, чем на руках. Илнуа, Сэвир, Мэй и Хольта тоже держались — остальные упали в пропасть.
Ситха толкали Силой, на него пытались направить вихрь или выдернуть из-под ног островок пола — он стоял, и под ним двигался так, чтобы было удобно балансировать.
«Он управляет гробницей», — понял Эорн.
— Отвлеките его, — приказал он, — я доберусь до его сознания.
Мэй оторвалась от стены и приземлилась на платформу. Два меча замелькали так быстро, что Эорн плохо видел детали поединка, не всматриваясь в Силу.
«Такой темп точно отвлечёт ситха».
Теперь оставалось коснуться его сознания и снести щиты — достаточно сильные и явно поставленные не самим ситхом. Теперь мысли противника Эорн чувствовал как свои. Сквозь напряжение поединка с Мэй, сквозь усталость и мелькание клинков проступало что-то огромное...
Гробница была всюду — возносилась к небу, уходила под землю. Её стены тянулись на километры вверх, но если представить себе между ними пол — можно по нему пройти. Гробница как будто тянулась к сердцу, а второй нитью? мыслью? тянулась к лорду Кайарду.
И теперь здесь были чужаки, похожие на ледяные иглы, и каждое чувство рядом с ними искажалось. За ними тянулась смерть, и гробница отвечала им смертью сама.
Джедаи уже пытались только удержаться на стене, и Мэй атаковала ситха в одиночку. Она почти упала в пропасть — но прыгнула вверх и на лету отрубила ситху правую руку. Меч исчез внизу.
Гробница поймает меч и бросит его мне, пока ледяная будет бояться добивать. Я её страж, и она мне поможет...
«Эти стены, этот пол хотят твоей смерти. Ты тоже захватчик» — за долю секунды Эорн ясно представил себе эту мысль и направил её в сознание ситха.
Нет, это не я. Я не захватчик, так говорят мне стены. Я не захватчик, так говорят мне письмена на них.
Эорн чувствовал, как усталость и боль берут своё, и ситх уже не сопротивляется чужим мыслям. Даже то, что связывало его сознание с самой гробницей, не мешало ему. Оно тоже устаёт?
«Чтобы выжить, надо создать пол заново», — такую мысль послал Эорн ситху.
Вскоре чёрный зеркальный пол появился под ногами джедаев, а ситх даже в мыслях больше не сопротивлялся Эорну.
Эорн, а вслед за ним остальные рыцари медленно разжали руки и хватку Силой и шагнули вниз.
«Игра на платформе закончилась, — устало подумал он, — давно я не играл в такие игры: последний раз это было лет в пятнадцать»
Теперь надо было идти дальше — искать призрак Кайарда.
@темы: Звёздные войны, осторожно: лайтсайд, Где не бывает победителей
-
-
19.09.2018 в 20:17Равно как и идея о том, что канцлер оказывается лишь марионеткой в руках Великого магистра.
А честного человека, который воспротивился подобным манипуляциям, сейчас, чего доброго, обвинят в падении на ТСС и предательстве. Увы.
Истребление расы ситхов, кстати, не darth lados придумал - это вполне канонное событие. После Великой Гиперпространственной Войны выжили только анклавы на Дромунд-Каасе, Явине-4 и Затерянное племя. Потому что о них не знали на Корусканте.
-
-
19.09.2018 в 20:34Равно как и идея о том, что канцлер оказывается лишь марионеткой в руках Великого магистра.
А честного человека, который воспротивился подобным манипуляциям, сейчас, чего доброго, обвинят в падении на ТСС и предательстве. Увы.
В Совет, который поголовно был за истребление, я всё-таки не верю. Поэтому я и попыталась создать такую ситуацию, чтобы противники истребления были бы лишены возможности действовать. Но кое-то Рэвео всё равно будет пытаться делать, и об этом и будет рассказано в основной повести.
Истребление расы ситхов, кстати, не darth lados придумал - это вполне канонное событие. После Великой Гиперпространственной Войны выжили только анклавы на Дромунд-Каасе, Явине-4 и Затерянное племя. Потому что о них не знали на Корусканте
Я знаю. Но ход истребления прописал именно он, в каноне только информация типа "Пультимо приказал, Республика зачистила, Вишейт смог эвакуироваться".
-
-
19.09.2018 в 20:50Это же логично. У таких решений всегда находятся и сторонники, и противники. Важно, чье мнение окажется реализовано.
Но ход истребления прописал именно он, в каноне только информация типа "Пультимо приказал, Республика зачистила, Вишейт смог эвакуироваться".
Дело в том, что когда-то где-то на задворках вукипедии вроде бы была более подробная информация. Вплоть до имен лордов, защищавших Коррибан и Зиост от республиканцев. Но вот где, не помню, увы.
-
-
19.09.2018 в 21:00Ух ты... Теперь попробую найти
-
-
20.09.2018 в 00:44на поворотах- в смысле, сознание проскакивало мимо мысли.Но скажу то же, что мне вчера сказал Микаэль: "Я не в теме, но я всё понял".
-
-
01.10.2018 в 16:52-
-
01.10.2018 в 18:33-
-
14.01.2019 в 22:49Но ваша версия тоже вполне имеет право место быть. В каноне есть дыры и недоговорки в этой мрачной и туманной истории, без сомнения...
-
-
14.01.2019 в 23:36После этой операции в Республике были твёрдо уверены, что ситов как цивилизации нет, а сами ситы срочно спасались от республиканцев, несколько десятков лет плутали по Галактике, а потом высадились на никому не известной планете. Мне кажется, что это означает осознанный геноцид — а в СМИ сначала сообщили, что республиканцы "перестарались", а потом старательно замолчали эту тему.
-
-
14.01.2019 в 23:43При этом, ситхи не стали разрушать Корусант до основания, когда захватили его в последние дни Великой Галактической (за исключением Храма джедаев и небольшого процента зданий во время короткой бомбардировки). Хотя имели все возможности для этого, что разъярило Дарта Малгуса (события романа Кемпа "Обманутые") и толкнуло его на путь измены Императору.
-
-
14.01.2019 в 23:49Именно так
При этом, ситхи не стали разрушать Корусант до основания, когда захватили его в последние дни Великой Галактической (за исключением Храма джедаев и небольшого процента зданий во время короткой бомбардировки).
Да, таковы парадоксы нашего канона — "плохие" имперцы иногда милосерднее "хороших" республиканцев, и об этом тоже надо помнить.
-
-
15.01.2019 в 00:15Возможно, скоро я его и допишу. В последнее время я больше стала писать, появилось свободное время отчасти.
-
-
15.01.2019 в 00:21Ух, какой здоровский сюжет! Про эти времена в фэндоме пишут очень мало — и подобного сюжета я ещё нигде не видела. Так что буду очень рада, если из него выйдет хороший фик