Новый быт.

ЧКА, незадолго до последней битвы войны Гнева.

Он смотрел, как пьяный, не глотнув ни капли.
"Нас не ждут победы. Мы идём на смерть."
Кинул лютню в пламя, замолчал внезапно,
И ушёл. А лютня всё лежит в огне.

Лютня теперь вместо дров горит.
Новому времени — новый быт,
Воинам — драться, невестам — ждать,
Нашим домам — беда.

Всё почти привычно: тот же пол и стены,
Свечи не тусклей и вечер не страшней,
Не взлетает пламя, не клубятся тени...
Только отчего так жутко нынче мне?

Были бы счастливы, если бы...
Этому времени — новый быт.
Лютни годятся лишь на дрова,
А на полях трава.

Надо встать работать. Но сегодня — странно —
Хочется сидеть и слушать тишину.
Догорает лютня. Время прибираться.
Или нет, попозже... Вряд ли я засну.

Лютня теперь в очаге лежит.
Только кого это удивит?
Нашему времени — новый быт.

@темы: Средиземье, стишата

---

Стиш про джедаев номер N

...Ты ведь помнишь: тяжёлый, нестираный край плаща
И откуда-то строки "прощайся, но не прощай",
Длинный день, бледный свет, мир-мираж и огни реклам,
А вдали, слово крепость на вечной границе, — Храм?

Кто-то скажет о нас: "Что же... Пала одна во Тьму"
(Голос полон печали, а взгляд равнодушно-хмур)
"А магистры... как будто бы любят людей ломать.
Убивай. Вы дружили? — Теперь в ней всего лишь Тьма".

Кто-то скажет, что выбор был горек, а путь тяжёл,
Кто-то скажет про страх, колебания, боль и шок,
Как ужасно подругу увидеть сквозь тени Тьмы...
Пусть о нас говорят. Те, из сплетен, — давно не мы.

...Ты ведь помнишь: слова, вечно резкие, как праща
И тревожные строки: "прощаться, но не прощать"
Старый плащ, долгий день, белый вечер и мягкий свет,
Только мы и старинные строки, а мира — нет?

Только ты. Только я. Только ярко горят мечи.
Ты зачем-то кричишь: "Я прошу тебя! Не молчи!
Оскорбляй, обвиняй, говори о борьбе начал,
Назови меня монстром... Молчишь?! Так — друзья — молчат?!"

Я уже устаю, но спокойны мои глаза.
Это очень легко — никогда не смотреть назад,
Не беречь, не любить, чьи-то судьбы за миг решать,
Это льдистая вечность подходит ко мне на шаг.

Это слишком легко — жить одной, навсегда одной,
Только стылая вечность стоит за моей спиной,
Кто-то тёмный? — Смахнуть. — И дорога моя легка.
Только выпад, и резко на землю — твоя рука.

...Ты ведь помнишь: весь город затих, будто в мире чар,
Только ясные строки: "Прощаться, но не прощать."
Резкость слов, холод глаз и звенящая тишина,
Храм вдали, мир-мираж, мягкий свет оплетает нас.

Пермакрит мостовой. Монотонно гудят клинки.
Вот кончается бой, а движения мои легки,
Ты без сил. Сжаты губы. Тревожный, последний час.

...Ты ведь помнишь? Запомни навек. Не забудь. Прощай.

@темы: Звёздные войны, осторожно: лайтсайд, стишата

---

Особенности формирования имиджа

Внезапная зарисовка по мотивам ЧКА.

— И никакой расчленёнки, даже в самых серьёзных моментах. Иногда можно героический пафос, но не увлекайся, — вдохновенно говорила Элхэ.

Дайолен хмурился: в последнее время Элхэ всё чаще видела что-то страшное на горизонте и теперь с энтузиазмом к нему готовилась. Дайолен в её планах отвечал за "пропаганду в стане врага", хотя плохо понимал, что это такое.

— Наша цель — создать ложный имидж последователей Мелькора среди высшего командования противника.

— А что такое "имидж", — осторожно спросил Дайолен.

— Это слово получит распространение в конце двадцатого века Седьмой эпохи в вероятностях с семьсот пятьдесят первой по тысяча сто тридцать восьмую. Оно означает "образ" и...

— Элхэ, если можешь, говори словами из нашей эпохи, пожалуйста, — устало попросил Дайолен.

— Я... постараюсь. Так вот, — продолжила Элхэ с прежним азартом, —противник должен считать, что знает наш образ мыслей.

— Но при этом ничего не знать?

— Именно! Для этого ты должен распространять среди врагов литературные произведения, принадлежащие сентиментализму.

"Одна минута без непонятных слов из непонятных вероятностей. Неплохой результат" — подумал Дайолен.

— Кому они должны принадлежать? — спросил он

— Сентиментализму. Это литературное направление из...

— Не важно, из какой эпохи.

— Ладно, — нехотя ответила Элхэ, — только это совершенно не научный подход к данным.

Элхэ ненадолго замолчала, как будто обиделась.

— Литературное направление, — продолжила она, — где особый акцент делался на чувствительность...

Элхэ говорила, и её лицо становилось спокойнее. Она была там, в очередной эпохе очередного будущего, и тревога о близкой войне в настоящем отступала.

— И что-то похожее тебе надо будет создать, — закончила она.

— Давай я попробую, — предложил Дайолен, — о чём?

— Например, — Элхэ ненадолго задумалась, — третья вероятность — с геноцидом, чёрными маками и погибшей мной.

Дайолен прикрыл глаза, повторил про себя основные черты сентиментализма и начал.

— Глубокой печалью наполняется моё сердце, когда иду я по покрытому маками полю. Чёрная боль своей паучьей хваткой сжимает мою душу, когда вижу я в венчиках цветов лица моих друзей. Тёмная жажда мести пробуждается...

— Ничего у тебя не пробуждается, — резко перебила его Элхэ, — ты скорбишь максимально неконструктивно. Нам надо создать обманчивое впечатление.

Дайолен сосредоточился и продолжил:

— Помимо воли моей слёзы наполняют мои глаза, и я падаю на землю, и рыдаю, не в силах пошевелиться... Так?

— Вот, — Элхэ улыбнулась, — это я и имела в виду. У тебя здорово получилось.

— Спасибо.

Элхэ помолчала. К ней вернулось прежнее мрачное настроение.

— Если мы будем развивать этот имидж,— холодно сказала она, — светлые не примут нас всерьёз. Пока не поймут, как сильно ошиблись.

@темы: Средиземье, заметки

---

Облака, облака...

То ли чудится, то и слышится
Как сгущается тишина.
Осторожно трава колышется

Будто поймана в сети сна.

То смеётся, то вдруг тревожится

За окном соловей всю ночь.

То ли ясные, то ли сложные

Мысли шепчутся вновь и вновь.

Видишь: ветер выводит бережно

Облака на небесный свод,

Будто он их ведёт по берегу

Вдоль порогов и тёмных волн.

То размеренно, то безбашенно

Облака уплывают вдаль,

Будто с ними уходит страшное,

Не стоит за спиной беда.

На далёкой дороге облачной

Не прилипнет на душу страх,

Горе сердце не стянет обручем,

Не почувствуешь боль утрат.

Там лишь небо, всегда далёкое,

Ветер – ласковый проводник.

Там лишь сердце замрёт от лёгкости,

Не считая года и дни.

Там взлетаешь всё выше, выше, и

Только ветер зовёт вперёд.

Здесь – то кажется, то послышится,

Как вокруг тишина течёт.

Миражами, словами, грёзами

Мир удержит тебя пока.

Но в холодном, прозрачном воздухе

Поднимаются облака.

Но всё чаще и чаще кажется,

Как идёт под простой напев

То ли облако между скалами,

То ли женщина на тропе.

@темы: Женщина-облако, стишата

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Круговорот

Флешмоб "Семь мгновений Феттов"
День шестой
Ключ: круговорот
Герои: Тон Ви, Боба Фетт

Тихо. Оглушительно тихо.

Там, за стенами и стеклом, сегодня штормит. Там мутная вода скручивается в воронки, мелкие рыбы не могут удержаться на плаву, а обитателей придонья вода поднимает почти на поверхность.

Здесь – тишина. Светлые стены, инкубаторы, редкие фигуры каминоанцев. И сухая, ясная тишина вокруг.

Тон Ви шла за пульт управления: следовало проверить, как растут эмбрионы клонов. Шагала легко, не нарушая тишины.

– Доктор Ви! – раздался вдалеке детский голос.

К ней бежал мальчик лет пяти (не клоновых, а стандартных человеческих). Волосы вьются, свободная одежда не похожа на форму клонов.

Тишина вокруг исчезла. Тон Ви стала неуютно, как будто она вышла из города без защиты, в одном рабочем костюме.

– Как ты здесь оказался, Боба? – отозвалась она.

Она редко виделась с этим неправильным клоном: он жил отдельно от остальных со своим отцом. Раз в три месяца проходили медосмотры, и тогда она встречала Бобу. Но дорогу в лабораторию он не должен был знать.

– Я хотел найти Вас, и... – мальчик напрягся, – потом сказал, что я к Вам от отца. И меня пропустили. А я от себя пришёл. Вот.

Дел было немного, можно было и поговорить с ним.

– И зачем же ты пришёл?

– Я хотел узнать, как мне стать старше. Остальные клоны уже почти взрослые, и могут носить доспехи. А я не могу.

Медленно двигались инкубаторы. Боба тревожно молчал. Было тихо – так, как любила Тон Ви.

Только прежнее спокойствие ушло. Было непривычно холодно, а глубоко внутри шевелилось что-то незнакомое, неподходящее для учёного.

– Это невозможно. Скорость роста каждого прописана в геноме, внутри каждой клетки. А клеток у тебя несколько триллионов. И нельзя исправить каждую.

– Совсем нельзя? – тихо спросил Боба.

– Да.

Боба медленно пошёл прочь. Тон Ви хотела начать работу, но сосредоточиться не выходило.

– Постой! – сказала она.

Боба обернулся.

– Ты напрасно грустишь. Ты ведь гораздо счастливее их, просто пока этого не понимаешь. Пока ты не можешь носить доспехи, но это пройдёт. Ты проживёшь гораздо дольше каждого из них. Они скоро умрут, а у тебя ещё будут силы. Они будут старыми, а ты в это время будешь носить и доспехи, и реактивный ранец, и несколько килограммов оружия, а они уже не смогут так.

Лицо Бобы стало ещё более серьёзным, он смотрел прямо на Тон Ви, как будто чего-то ждал от неё.

– Понимаешь, – говорила она, – жизнь и смерть сменяют друг друга, и этого не избежать. Кто-то раньше взрослеет, кто-то раньше умирает. Этого не избежать, и тревожиться из-за этого глупо.

– Хорошо, – сказал Боба.

Его шаги слышались всё слабее и слабее. Тон Ви не смотрела ему вслед, пытаясь сосредоточиться.

А потом в лабораторию пришла тишина. Звонкая, оглушительная тишина. Правильная тишина.

И работа была правильной – выполнить заказ. Проверять показатели здоровья, где-то корректировать состав питательной жидкости, вводить в неё лекарства. И привычно не думать о том, что будет с клонами после того, как они покинут лабораторию.

Всё было правильно и привычно. Только... только...

@темы: Звёздные войны, Семь мгновений

---

Хлорофилла

Флешмоб "Семь мгновений Феттов"
День пятый
Ключ: хлорофилла
Герои: ОМП-клоны, ОЖП-джедай

«Вы должны выполнить приказ 66».

Фигура канцлера на комлинке исчезла, но полковник Вейм продолжал слышать его голос.

«Шестьдесят шесть, шестьдесят шесть, шесть и шесть, шесть и шесть...»

Вейм знал, что ему надо убить коммандера Эрин Хорбэ. Убить как можно скорее, прямо сейчас.

«Шестьдесят шесть, шесть и шесть, шестьдесят минут, а часы идут, шесть и шесть, смерть и смерть, времени нет...»

Сосредоточиться было легко, как будто не было недавнего боя. Откуда-то появились новые силы.

Хорбэ сейчас в своей комнате, медитирует. Убивать её там бессмысленно: один на один она легко убьёт любого клона, а несколько человек на таком небольшом пространстве будут мешать друг другу. Надо подождать.

«Шесть и шесть, меркнет свет, времени нет, шесть и шесть, время течёт, только шаг вперёд...»

Нет! Ждать неправильно, невозможно, противоестественно.

Вейму казалось, что смерть Хорбэ гораздо важнее прошлых боёв, важнее жизней его братьев, важнее всей его прошлой жизни. Откладывать её из-за какой то опасности? Нет...

«Шесть и шесть, лёгкая смерть, чужая месть, благая весть, шаг вперёд, смерть ведёт, время не ждёт, шесть и шесть, шестьдесят шесть...»

Вейм набрал на комлинке номер Корда – командира спецотряда Орент.

– Срочно прийти ко мне. Надо ликвидировать коммандера Хорбэ.

– Есть, полковник Вейм.

Вейм был взволнован – как перед первым боем когда-то. Только тогда был ещё липкий страх, а теперь было свободно – даже воздух вокруг как будто стал чище.

«Шестьдесят шесть, время взлететь, звонкая медь, ветер и свет, ну так скорей...»

Вошёл Корд со своим отрядом. Они стояли немного более напряжённо чем обычно, и корд понял: они испытывают то же, что и он.

– Я открываю дверь первым, вы держитесь в отдалении. Бросаю газовую гранату. Потом входите вы.

«Шесть и шесть, шаг и шаг, просто шаг, просто шанс, дорога легка, цель близка, только луч у чужого виска...»

Это важнее всех прошлых боёв. Это главный бой, и после него у жизни появится настоящий смысл. Просто открыть дверь. Просто не смотреть в лицо Хорбэ, когда она встаёт. Просто бросить гранату.

Метнуться к панели управления, заблокировать двери коридора: газ не пойдёт по кораблю. Слышен надсадный, хриплый кашель – Хорбэ начала задыхаться. Рядом – спокойные шаги братьев: их шлемы надёжно фильтруют воздух.

Вейму казалось, что он должен участвовать в этом бою. Теперь, когда настало то настоящее, ради чего он и жил, он не мог стоять в стороне.

«Шестьдесят шесть, шестьдесят минут, времени мало, время настало, вечность близка, уйдёт тоска, уйдёт беда, уйдёт навсегда, только радостных дней череда...»

Хорбэ была бледнее обычного. Она вращала меч вокруг себя, как будто не видела, откуда могут прийти выстрелы. Один из них ожёг стену недалеко от Корда, второй попал в потолок.

Ещё один поворот – ей всё труднее двигаться. Неуклюжий взмах мечом – чей-то выстрел попал ей в ногу. Она на секунду открыла голову...

Вейм понял: теперь. Теперь настало время. Это понимание было быстрее его прошлых мыслей.

Скорый выстрел – Хорбэ упала с простреленным виском.

Краски вокруг оглушительно яркие.

«Шестьдесят шесть, шесть и шесть, найдёт ответ, скорая смерть, читая смерть, чисто и ярко, ярко и ясно, ясно как небо, ясно как жизнь...»

Голос Корда:

– Надо очистить воздух.

Краски вокруг медленно бледнели. Уходило напряжение. Всё тише и тише слышалось:

«Ясно как смерть, шесть и шесть, шесть... шесть... десят... шесть...»

Несильно болела голова. Тишина вокруг казалась немного непривычной. Вейм шагнул к телу Хорбэ...

...и понял, что происходящее было абсолютно неправильным. Голоса в голове. Эйфория. Как будто его наркотиками накачали. Так накачивали тех подростков на Серенно, и они шли прямо на клонов.

– Помните слухи, что у нас в голове какие-то чипы? – сказал кто-то из отряда.

– По ходу это не слухи, – ответил Корд.

– Запрограммировали. Как дроидов.

- Да уж.

Вейм собрался. Вызвал дроидов, чтобы очистили воздух и починили комнату после перестрелки.

– Надо похоронить Хорбэ, – сказал он, – в ближайшей звезде. О смерти сообщить всем, сказать, что она стала изменницей. Хоронить будем только я и дроиды.

Остальные клоны отошли. Вейм вошёл в комнату. Хорбэ закончила работу и рисовала, как она часто делала на отдых. На столе лежало изображение сетки из шестиугольников, кое-где были буквы. Вверху – надпись: «Молекула хлорофилла».

Она часто рисовала такие схемы. Она любила химию и рисовать после работы. А теперь её убили.

Убили. И даже не разу не вспомнили о том, какой она была. Вместо этого слушали голоса в голове.

«Помнишь слухи о чипах?» – назойливая мысль крутилась в голове в Вейма – «Помнишь? А как удобно было им подчиняться? Как радостно? Как... правильно?»

Вейм скомкал лист с рисунком и силой разорвал его. Ему казалось, что он потерпел самое страшное в жизни поражение.

@темы: Звёздные войны, Семь мгновений

---

Правило

Флешмоб "Семь мгновений Феттов"
День четвёртый
Ключ: правило
Герои: ОМП-клоны

Это проще детского «дважды два», это проще первой команды «смирно»,
Это было с нами ещё тогда, когда мы не знали про смерть и жизнь.
Это просто правило, и оно нам ценней всех знаний об этом мире:
«Знай: солдат не может иметь своих и всегда сражается за чужих».

Мы опять закроем собой чужих: ничего не должные на планеты,
Незнакомых, странных на вид существ, тихие холодные города.
Если кто-то мирный увидит нас – разве что холодной улыбкой встретит.
А порой – достанется только страх: все порой боятся чужих солдат.

И у нас не будет иной судьбы. Вместо счастья – только искра-удача,
Только снова выжить, чтоб завтра – в бой, только быстрый отпуск на пару дней,
Иногда – короткая похвала от едва знакомого нам джедая,
А потом ещё один новый мир (он с трудом запомнится, как во сне).

А потом настанет конец войны, и последний день, и последний выстрел.
И последний в этой войне приказ, и её тревожный последний миг.
Если стал предателем генерал, его смерть окажется очень быстрой.
Говоришь, он раньше водил нас в бой? Пусть. Солдат не может иметь своих

@темы: Звёздные войны, Семь мгновений, стишата

---

Матрица

Флешмоб "Семь мгновений Феттов"
День третий
Ключ: матрица
Герои: Джанго Фетт, Боба Фетт

Дождь, дождь, дождь.

Не видна граница между небом и морем. С трудом видны стены Тайпока-сити рядом. Воны бьются о волнорезы, брызги от них смешиваются со струями дождя. Вода бьётся у ног. Вода стекает по визорам шлема.

Боба идёт рядом, его одежда промокла, капли стекают за воротник. Джанго кажется, что мальчик не чувствует неудобства. Впрочем, на корабле для него уже готов непромокаемый костюм.

– Куда мы летим? – спрашивает Боба. В голосе – ни детского любопытства, ни затаённого страха, только желание уточнить детали.

– Сначала на Татуин. Там возьмём заказ.

Сквозь ливень наконец-то виден корабль. Боба уже не любуется им так же, как в прошлые вылеты, но слегка ускоряет шаг.

– Отец, – внезапно говорит он, – когда ты отдал свои гены каминоанцам, ты знал, что клоны будут воевать за Республику?

– Да. Я не беру заказы, если умалчивают ключевые детали.

Секунду Боба молчит. А потом говорит так же спокойно, как обычно:

– Зачем ты помог создать армию Республики? Ты сам мне говорил: республиканцы когда-то превратили наш Мандалор в пустыню. Ты говорил: они всё ещё боятся нас. Ты говорил: скоро война, и они будут пытаться взять под контроль Мандалор.

– И мои гены станут матрицей для их солдат, да.

Боба хочет что-то сказать, но резко замолкает.

– Это всё из-за денег. Тех, которые мне дали за мои гены. На эти деньги можно сделать многое.

– А что хочешь ты? – Боба снова говорит уверенно.

– Восстановить Мандалор. Очистить атмосферу, создать почву, высадить растения. Я хочу, чтобы мы вышли из наших городов-бункеров. Что мы наконец-то перестали выживать после давнего поражения, и стали просто жить на нашей планете.

– Ясно, – тихо говорит Боба.

Двое подходят к кораблю, автоматика спускает трап. Скоро им улетать – совершать очередное убийство для хаттов. Или для зарождающейся Конфедерации. Или даже для Республики. А потом забирать деньги и говорить себе, что это всё ради будущего для Мандалора. Для Мандалора, что бы ни видели остальные.

Капли разбиваются о борта, вода стекает по ступеням.

Дождь, дождь, дождь.

@темы: Звёздные войны, Семь мгновений

---

Позиционирование

Флешмоб "Семь мгновений Феттов"
День второй
Ключ: позиционирование
Герои: ОЖП, ОМП

Это странное время, короткое перемирие.
Напряжённая и холодная тишина
нависает над бывшим фронтом как будто гиря, и
в неё вслушиваются двое: он и она.

Он и она привыкли к разрывам или очередям,
и тишина теперь слышится им неправильной и чужой.
А вечерние звёзды на них с насмешливой лаской глядят,
а лагерь вокруг им кажется миражом.

У него короткий ежик волос, но если долго смотреть,
то видно, как у висков пробивается седина,
и броня его кажется тёмно-серой в вечерней заре,
а когда-то была она белой, но потом настала война.

У неё тяжёлый плащ, и сложной конструкции меч,
и она кажется очень сильной и очень взрослой,
и такая сможет закрыть от любой беды, защитить, сберечь...
Только фигура её нескладная, как у подростка.

И вокруг них ложится синий вечерний свет,
и неровные синие тени траву под ними пятнают.
И тогда она спрашивает: «А тебе сколько лет?»
«Одиннадцать с половиной» - «А мне пятнадцать»

А вечерняя темнота смывает черты их лиц,
и ветер их гладит робко и осторожно.
И в её лице проступает память чужих времён и чужой земли,
а его лицо становится спокойней и строже.

И в их чертах проступают лица других солдат,
проходивших древние, забытые ныне войны,
тех, что были здесь давным-давно, в далёком тогда,
в те времена, о которых ныне никто не вспомнит.

И она говорит: «Мне часто кажется, будто я
родилась лет за десять до того, как себя стала помнить.
И тогда было глупое моё детство, смешная моя семья,
детские тайны, страна под столом в уголке укромном».

И он говорит: «Моего детства не было никогда,
у таких, как я, его и не может быть».
И ветер касается их усталых лиц и уносится вдаль,
уводя за собой печали и тяжесть чужой судьбы.

И она говорит: «Мне часто кажется, детство мое
у меня навсегда забрали, а вместо него
мне вложили чужые силы, и память, и вечный на сердце лёд
человека, когда-то потерявшего всё и восставшего из ничего.

Этот человек когда-то сражался на этой планете,
шёл один против многих, верил только в себя.
И однажды в перемирие был вечер и тихий ветер,
и он стоял здесь, и даль была прозрачна и голуба».

И они молчат, и лица их торжественные и строгие,
а звёзды над ними на светлом небе видны,
и светят они, как фонари на далёкой дороге,
по которой, наверно, ночами приходят сны.

И он говорит: «Однажды, в последний день этой войны,
когда мы никому ничего не будем должны,
мы придём в какой-нибудь город в середине весны,
и в нём мы станем наивны и в чём-то смешны.

И в этом городе не будет чужого прошлого, только солнце и радость.
И мы вернём наше детство, потерянное, украденное».

@темы: Звёздные войны, осторожно: лайтсайд, Семь мгновений, стишата

---

Перпендикуляр

Флешмоб "Семь мгновений Феттов"
День первый
Ключ: перпендикуляр
Герои: Боба Фетт, ОМП

Шаги каминоанца, который ночью обходил спальни клонов, затихли. Семьдесят Шестой осторожно открыл один глаз: все братья спали, а больше никого вокруг не было. Он тихо встал и осторожно подошёл к двери – никто не пошевелился.

Семьдесят Шестой уже несколько лет мечтал о том, чтобы увидеть Камино, походить по его городам самому. Только как это сделать? Дни клонов расписаны, а ночью их спальни запирают.

Иногда инструктор Арден Крайц рассказывал ему о том, как работал охотником за головами. Он редко говорил об этом с другими братьями: клоны не должны были знать, что их инструкторы-мандалорцы не всегда служили Республике. Но Семьдесят Шестой редко разговаривал с братьями и легко хранил тайны, и Арден доверял ему. И неделю назад инструктор Арден рассказал ему, как для исполнения заказов часто взламывал двери, и показал инструмент для этого – хитро изогнутую на конце железную палочку. Тогда Семьдесят Шестой рассказал Ардену о своей мечте, и тот показал ему, как взломать дверь спальни.

«На войне тебе это вряд ли пригодится», – сказал тогда Арден, – «а когда она закончится, куда пойдёшь? Это ещё хорошо будет, если сможешь легальную работу найти. Только вряд ли таким, как ты, обычные люди будут рады». Семьдесят Шестой не понял его, но был рад, что Арден ему поможет.

И вот теперь Семьдесят Шестой осторожно вставил отмычку в замок. Сердце билось медленно и громко; казалось, что эти удары слышит весь этаж. Он повернул отмычку – что-то тревожно щёлкнуло. И всё же дверь медленно открылась, а никто в спальне не пошевелился. Семьдесят Шестой вышел и запер за собой дверь. Сердце билось всё громче и громче, но страх постепенно исчезал.

На тренировках его учили передвигаться бесшумно по любой поверхности, и идти неслышно по гладкому полу было легко. Вскоре остались позади общие спальни и тренировочные залы. Линии здания из резких становились всё более плавными, потолки вместо ровных становились сводчатыми, а посреди коридора появились витые колонны. Казалось, что коридор начинает изгибаться в медленном и сложном танце, как будто каминоанец на празднике: то стены отогнутся назад, то легко выпрямятся и стремительно наклонятся друг к другу, то колонны внезапно закружатся на месте... Семьдесят Шестой оглянулся – стены стали прозрачными, а за ними величаво плыли рыбы с широкими плавниками. А очертания стен в чём-то повторяли очертания плавников, и Семьдесят Шестой подумал, что сам город медленно и с достоинством плывёт сквозь океан.

Семьдесят Шестой услышал чьи-то шаги. Он быстро спрятался в тени от нескольких колонн: коридор не освещался, и его не было видно. Он думал, что идёт кто-то из каминоанцев или инструкторов, но это был мальчик-человек. Его волосы были чуть-чуть длиннее, чем можно было носить клону, и одет он был не по форме. Мальчик подошёл к окну и долго смотрел на проплывающих рыб.

Семьдесят шестой не мог понять, откуда здесь этот мальчик. По виду он был похож на «гражданских» из виртуальной реальности, но что гражданские делали на Камино? Мальчик повернулся, и Семьдесят Шестому показалось, что он похож на его братьев, только на несколько лет моложе. «Может быть, он тоже сбежал?» – подумал он.

Он осторожно вышел из укрытия – мальчик резко обернулся.

– Не бойся, привет! – сказал Семьдесят Шестой как можно более дружелюбно.

– Привет, – настороженно ответил ему мальчик, – ты кто?

– РК-2276, можно просто Семьдесят Шестой.

– А почему ты не с остальными?

– Сбежал, – сказал Семьдесят Шестой как можно более небрежно, – а ты кто? Тоже клон?

– Ну... не совсем. Я клон, но расту очень медленно и отдельно от остальных.

– А какой у тебя номер?

– У меня нет номера. А зовут меня Боба.

Семьдесят Шестой знал, что имена бывают только у гражданских или солдат, но не клонов. Иногда его братья давали друг другу прозвища, и называли себя по ним, но имён, как у не-клонов, не было ни у кого из них.

– А ты не из какого легиона? – спросил он.

– Я сам по себе. Живу с отцом, только сейчас он надолго улетел.

– То есть ты клон, но живёшь как не-клон?

– Ага, – легко ответил Боба. Настороженность из его тона полностью ушла.

Боба задумчиво смотрел в окно. Перед ними проплывали стаи мелких рыб, а вдали виднелся ещё один город каминоанцев.

– Правда, красиво? – сказал Семьдесят Шестой.

– Угу, – ответил Боба, – мне отец сказал, что к его приезду я должен нарисовать пейзаж. Он считает, что я много чего странного должен уметь, потому что я наследник Мандалора.

– Нарисовать пейзаж – это ты имеешь в виду начертить его план? А потом надо будет придумать тактику наступления или обороны там?

– Если бы, – зло сказал Боба, – просто нарисовать его так, чтобы он был похож на реальный. А зачем это мне, не понимаю.

Семьдесят Шестой подумал, как это здорово – рисовать море, и рыб, и этот коридор, похожий на волну. Он знал, что этим иногда занимаются гражданские, но он раньше никогда не думал о том, что клоны тоже могут этим заниматься.

– А ты можешь показать мне свои рисунки? – осторожно спросил он.

– Да там ничего интересно. Но, если хочешь, пошли ко мне.

Комната Бобы была совсем как у не-клона. Вместо идеального порядка – наскоро заправленная постель; книги стояли рядом с оружием, а не хранились в разных помещениях. Он достал широкий лист, на котором был изображён человек, похожий на взрослого клона, только гораздо старше.

– Здорово рисуешь, – сказал Семьдесят Шестой.

– Спасибо. Только, на самом деле, я не особо стараюсь. Отец мне часто говорит, что я мог бы это лучше делать, да я и сам это знаю.

Семьдесят Шестой понял, как он завидует Бобе. Если бы он умел, он нарисовал бы Бобу, постоянно серьёзного, но всё-таки счастливого, своих братьев и море. Море он рисовал бы чаще всего, и ещё города каминоанцев, которые сами как море.

Вдруг Семьдесят Шестому пришла в голову идея, которой он сам сначала немного испугался. Ведь клоны не должны... Но всё-таки он набрался смелости и сказал Бобе:

– Хочешь, я нарисую всё вместо тебя? Ты только покажи мне как, а я обязательно справлюсь.

– Давай, – радостно согласился Боба.

Они взяли с собой карандаши и бумагу и вернулись к окну.

– Смотри, – сказал Боба и провёл горизонтальную линию, – это горизонт. Ну, точнее, граница между дном и морем. В центре будет точка схода. Вот к ней перпендикуляр. А остальные линии, которые ей на самом деле параллельны, на рисунке сходятся к ней. Вот, например, плывёт косяк рыб. На самом деле он плывёт прямо, а на рисунке – вот так.

Боба провёл две линии, которые соединились в точке схода, и обозначил контур нескольких мелких рыб между ними. Семьдесят Девятый заворожено наблюдал, как на бумаге из линий появляется морское дно, и еле видные округлые здания города вдали. Потом сам осторожно взял карандаш.

Он уже не думал о том, что скоро подъём и его могут заметить. Не слышал Бобу, который иногда предлагал помощь. Он видел только свой рисунок.

– Здорово у тебя получается, – тихо сказал Боба.

@темы: Звёздные войны, Семь мгновений

---

И по традиции встречаем лето

01.06.2018 в 19:33

Пишет  Эльфенок Рицка:

Мини-челлендж "Семь мгновений семейства Феттов"

В предыдущих сериях

Ранее:
Семь мгновений Вейдера
Семь мгновений Леи
Семь мгновений Палпатина
Семь мгновений Люка Скайуокера
Семь мгновений R2D2


Как известно, сегодня день защиты детей.
Поэтому, я думаю, сегодня чудеснейший повод возобновить наши ежемесячные посиделки!

Итак, встречайте —

Самый многодетный папаша
Самое большое семейство
Самые дружные братья
Просто самые-самые — Джанго Фетт и сыновья!
(Да, все сыновья)

Суть: в течение 7 дней, с 4.06 по 10.06 включительно, выкладывать по 1 драбблу (или мини), арту или иному творческому объекту (включая меты, статьи, видео и др.) на заданную тему-ключ.

Правила:
1. Соблюдать законы РФ и правила diaru.ru
2. Все творческие объекты должны быть связаны с Феттами.
3. Трактовать ключи можно любым логичным способом.
4. Челлендж - дженовый и низкорейтинговый.
4.1. Упоминания пейринга возможно, но без подробностей (см. рейтинг и исходим из этого)
5. Выкладывать результат творчества в день ключа (по собственному часовому поясу) отдельным постом.
5.1: Желательно приносить ссылку в "Сборный пост работ" (см.ссылку под правилами), после они будут собраны в каталог.
5.2: Можно приносить и публиковать позже. Даже очень позже. Даже очень-очень позже!
6. В шапку своего поста желательно, но не обязательно вставить ссылку на сборный пост работ (см. море под правилом).

Ссылка-код для вставки

<a href="http://elfenok-ritsuka.diary.ru/p215568905.htm" target=_blank>Сборный пост всех работ челленджа</a>

Сборный пост работ

Ключи:
Пн: перпендикуляр
Вт: позиционирование
Ср: матрица
Чт: правило
Пт: хлорофилла
Сб: круговорот
Вс: работа

Код обзорам

<a href="http://elfenok-ritsuka.diary.ru/p215568874.htm">Организует</a> мини-челлендж про Феттов [L]Эльфенок Рицка[/L]

@темы: флешмобное, Звёздные войны, Семь мгновений

---

Какое чудо мне подарили!

21.05.2018 в 19:36

Пишет  Эльфенок Рицка:

Стихи для Mary-Vigadel: Улыбка

Улыбка

Посвящение: В подарок для Mary-Vigadel, удивительному человеку, необычайному стихотворцу и просто хорошему другу.
Примечание: т.н. "белые" стихи.
Описание: Что можно увидеть в глазах у джедая?

Мы пока идём - улыбкой
Закрываем бездну глаз:
Вдруг посмотрят ненароком
И увидят чью-то смерть.
Вечность ведь - она такая,
Может краем напугать.
А ведь это нам не надо;
Пусть живут, беды не зная,
До окраины времён.

@темы: подарки, Звёздные войны, осторожно: лайтсайд, стишата

---

Очередная флешка

Суть: вы получаете букву и пишете 7 слов, начинающихся с неё. Это должны быть семь вещей, (или человек, понятий, концептов), которые важны для вас.
Если кто-то хочет продолжить игру, отмечайтесь в комментариях, и я дам вам букву. Можете кинуть букву в обратку. (С)

От Darth Achernar мне досталось В.

1. Вигадель. Собственно, мой ник. Появился из-за героини одного моего орижда, который так и не был записан. Потом героиня и оридж ушли, а дневник оказался заброшен на два года. А потом я вернулась, дневник и истории стаи совсем другими, а ник остался.

2. Всерос. Всероссийская олимпиада по русскому, в которой я оказалась победителем. Время напряженной работы и счастья, время, когда легко почти случайно встретить человека, похожего на тебя. Были зачёты в час ночи на сборах команды, была поездка в Новгород, было ответы на задания, которые писал на последних секундах. Было чётное и очень счастливое ощущение, что всё происходящее не напрасно.

3. Весь мир и пара коньков. Образ, который цепляет меня всё больше и больше. Свобода от всего и при этом власть над всем. Состояние человека, для которого равны фьорды и пустыни, природа и культура, яркое и незначительное. Состояние на границе между счастьем и одиночеством. И из всего этого выбраны коньки, потому что коньки - это бег, это скольжение по-над миром. Потому что если тебе принадлежит весь мир, но остаётся только мчаться по нему вперёд, пытаться охватить его и никогда не останавливаться. Образ, где тревожной тенью мелькает Герда, которая то ли не дошла, то ли не смогла увести за собой. Образ, где удивительно смешаны дорога к себе и дорога от себя.

4. Вукипедия. Потому что именно со статей оттуда я и пришла в фэндом ЗВ. Хотела посмотреть на фото одного из героев фильма - и вдруг узнала, что за фильмами стоит целый мир, тысячи ярких и сложных судеб, места, взгляды на мир. Причём начинала я вообще с баек про ситскую акадению, и ситский кодекс запомнила раньше джедайского

5. Вейдер. Это странно, потому как на персонажа я на него смотрю очень издали. Просто год назад я втянулась в дайри-флешмоб по нему, и это было второе моё втягивание в фэндом. Тогда я написала первую законченную вещь в прозе, тогда я стала активно общаться с людьми из фэндома, тогда я на коленке продумывала, как выглядит Сила изнутри, и до сих пор вижу это именно так.

6. "Ведьма II" - песня Канцлера Ги. Люблю не столько саму песню, сколько одно из воспоминаний, связанных с ней. Лето позапрошлого года, прогулка по Варшавскому шоссе, деревья и дороги, которые я вижу в первый раз, в голове - уход Ниэнор из Дор-Ломина, в ушах - песня про ведьму и счастье до краёв.

7. Весна. Если ноябрь - самый красивый для меня месяц, то май - самый... такой, в котором хорошо быть. Самое забавное, что я очень люблю тополиный пух - за то, какой он лёгкий и светлый, за то, что летит в лицо, и это похоже на метель, но он никогда не бьёт в лицо, а всегда как будто гладит, за то, как легко он движется на ветру. Сквозь пух идёшь, как будто гуляешь внутри снежного шара: вокруг зима, но не совсем зима, а сказка о зиме.

@темы: дневниковое, флешмобное, Звёздные войны

---

Пропраздничное

Два дня прошло, и меня всё-таки догнало девятым.

Некоторые говорят, что можно вернуться с войны.
А люди не возвращаются из весны,
из запаха сирени и автомобилей,
не возвращаются из вечера,
когда светло и горят фонари,
не возвращаются из огней в праздник,
из пышных салютов
и неброской подсветки.
А те, кто ходят по непраздничному городу — это уже не они.

И теперь не выходит говорить, что возможно — с войны.

@темы: стишата

---

О джедайских буднях, кроссовер с ЧКА

Магистрат ордена джедаев: сделать стрёмную хрень с сомнительной моралью. Обраружить в воздухе Храма алмазную пыль.

Бухгалтерия ордена джедаев: Рассчитать, сколько в среднем карат весит одна пылинка.

Исследовательский корпус ордена джедаев: разработать способ сбора алмазной пыли из воздуха Храма.

Падаваны ордена джедаев: нелегально собирать в Храме алмазную пыль, покупать на вырученные деньги всякие ништяки.

Сельхозкорпус ордена джедаев: создать группу для легального сбора алмазной пыли. Половину собранной пыли передавать падаванам.

Медкорпус ордена джедаев: понять, что алмазная пыль опасна для дыхания. Предписать носить респираторы.

Рыцари ордена джедаев: не носить респираторы, потому что истинно светлым алмазная пыль не страшна.

Юнлинги ордена джедаев: не носить респираторы, потому что это понтово.

Бухгалтерия ордена джедаев: вычислить, что доходы от сбора алмазной пыли многократно превышают расходы на респираторы.

Одиночка, склонный к падению: предложить куда-нибудь девать алмазную пыль.

Магистрат ордена джедаев: объявить алмазную пыль символом истинного Света. Сделать ещё одну стрёмную хрень с сомнительной моралью. Обнаружить....

@темы: Звёздные войны, осторожно: лайтсайд

---

После возвращения

Вот у нормальных людей в голове май и весна или Победа. А у меня зима и Кай, который мне как-то как персонаж становится всё ближе и ближе...

И было у него два осколка: один - в глазу, другой - в сердце

0.

В этом городе каждый день продают пряники,
у прохожих понимающие улыбки,
если скажут что-то дурное - то только по пьяни,
если обидят - то только случайно, только по глупой ошибке.

В этом городе люди умеют согреть друг друга,
чаем ли, словом, вином или поцелуем,
здесь стихают метели, здесь вмиг замолкают вьюги,
здесь тебя встретят как друга в любом захолустье.

Здесь любому дадут столько любви, подарят столько тепла,
то забудешь об одиночестве и смутной больной тоске,
будто исчезли тревоги, дела пошли сразу на лад,
(а ещё вчера казалось, что всё висит на волоске).

В этом городе, в этом тихом уютном городе,
не помнят о севере рядом, не помнят о холоде,
о подступающей к сердцу зимней ночной пустоте,
о скрипе снегов (или чьих-то мёртвых костей?)

1.

Девушка-девочка стояла у белоснежного трона,
лицо в морщинах от ветра, волосы по-мужски короткие,
невысокая, хрупкая, а никто не посмеет тронуть.

И было ещё одиночество, и оно свило два гнезда у неё в глазах,
тех, что смотрели только вперёд, никогда - назад,
и Каю как будто бы кто-то тогда сказал,
что скорее над Северным полюсом будет дождь и гроза,
скорее среди ледников даст плоды лоза,
скорее Северное сияние позволит себя связать,
чем эта девчонка посмотрит назад.

И одиночество у неё в глазах смеялось, звало с собой,
звало бросить всё и уйти в город, где вечный бой,
где люди за годом год сражаются с холодом и зимой,
где о границу бьётся метель и не смолкает вовек её вой,
где в Рождество исчезнуть может любой, погибнуть может любой,
где нельзя бояться встречи с самим собой.

И одиночество поблёскивало у неё в глазах,
и Кай тогда посмотрел на неё, позабыл про страх,
и тогда он понял, что это его сестра.

2.

У тех, кто покинул свои дома,
кто ушёл, не сказал "прости" и не крикнув "прощай",
не бывает братьев или сестёр.

Рядом с сердцем у них колдовской туман и чужой дурман,
их душа летит в неизвестность, как будто её метнула вечность-праща,
а в конце полёта - сказка или костёр.

Этих не держат чужие ласковые слова,
эти не набирают себе долгов,
эти не позволяют себя любят, не дают себя целовать,
эти умеют лишь расставаться - и жить им слишком легко.

И в дорогу им нужен только заплечный мешок, примерный маршрут путешествия,
и вот эта лёгкость в душе.

3.

И Кай смотрел в лицо своей странной, своей названой,
и видел у неё в сердце те же клубы тумана,
те же узоры колдовского дурмана.
И лицо у неё было тёмным, как в омуте злая вода,
и от ветра и холода всё в морщинах (каждая - как борозда)
а глаза - прозрачнее льда.

И Кай смотрел в глаза своей нежданной, своей незваной,
и видел принцев и разбойников, залы и балаганы,
знакомые городишки, дальние страны.
И каждый из тех, кто встречался с её глазами,
забывал о том, что он не хотел никому помогать и вообще был занят,
и был как будто студент, который пришёл на экзамен,
и сдать его - помочь той, которую ты не знал и не знаешь,
вещами, едой или куском маршрута, внезапным знаком,
словом и делом, явью и снами.

И эти глаза требовали бросить свой замок, коньки и кристалл
потому что есть эта безумная, неправильная чистота,
та, что почти что уродство, но всё же ещё красота,
и если она ведёт, то остаётся только всё бросить, покинуть, отдать
и шагнуть в никуда.

4.

Братик мой, братик, застывший, замёрзший, холодный,
что же тебя унесло, увезло, увело-то?
Что же ты мёрзнешь, когда распускаются почки?
"Вечность" зачем ты опять говоришь ночь за ночью?
Что ты не смотришь на наши любимые розы?
Что не смеёшься? Не плачешь? Не прячешь и слёзы?
Что ты так бледен, как будто бы обморожённый?
Что ты со мною опять говоришь, как с чужою?
Снова тебя обнимаю, ласкаю, болтаю.
Что же тогда твоё сердце молчит и не тает?
Снова тянусь к тебе, снова тебя согреваю.
Ты же - почти не живой...

Только я-то - живая?"

5.

В этом городе, в этом тихом уютном городе,
забывают об одиночестве, о звенящем холоде,
о жестокой вере, о злой надежде, бессмысленной гордости.

В этом городе не произносят злые слова,
не умеют искать своих, насмешничать, предавать,
в этом городе даже зимой по-весеннему молода трава.

В этом городе закрыли границы, свернули в клубки дороги,
чтобы по ним не прошли ни слишком безбашенные, ни слишком строгие,
чтобы не примчались весело убивающие метели,
чтобы вьюги сквозь весенний воздух не пролетели.

В этом городе каждое сердце полно заботы, понимания и любви,
каждый подходит, говорит "согрейся скорей, оживи".

В этом городе у моей незваной, моей названой
кожа становится светлей: каждый день принимает ванну,
исчезают морщины - такую можно и сватать.

В этом городе у моей безумной, моей нежданной,
из глаз постепенно вылетает одиночество, из сердца - туманы,
она даже выглядит чуть моложе (в этом - ни капли обмана),
она теперь ищет новую линию поведения, новый стиль,
так, чтобы рядом с ней было не страшно идти,
на садовой дорожке не думалось о тяжёлом пути.
И она просит меня "согрейся скорей, я буду тебе примером".

Нет, Герда.

6.

На границе города дороги складываются в икосаэдры,
воздух кажется похожим на мерцающий неярко кристалл,
деревья сплетаются в ловушки, силки, засады,
земля вдруг оказывается тёмной и прочной, как сталь.

Мальчик стоит на границе, и его лицо обдувает ледяной ветер,
и сквозь его глаза исподволь прорывается вечность,
и слишком рано, по-зимнему рано наступает вечер,
и тогда змея-позёмка выползаем ему навстречу,
и танцовщица-вьюга вылетает ему навстречу,
и убийца-буран выходит ему на встречу,
и под ним из льдинок случайно складывается "вечность",
и лицу мальчишки больно от ледяного ветра,
глазам его больно от снега, больно от света,
и он смотрит на город, и вьюга вокруг него вертит.

Мальчик стоит на границе,
и пятисотлетние деревья начинаю клониться,
и ищут укрытия птицы, прячутся в норы куницы,
а Герда вдруг просыпается: ей что-то страшное снится.

А потом этот город замирает в кромешной пугающей темноте,
и в него влетает метель.

@темы: разные истории, Кай, Герда и..., стишата

---

О джедаях и смерти

С точки зрения джедая, после смерти разумный не исчезает и не переносится в какой-нибудь "мир иной", где он существует без связи с живыми. После смерти разумный находится в том же самом пространстве и времени, что и джедай - просто в Силе, без связи с материальным миром. И поэтому взаимодействие между джедаем и разумным, которого он знал, после смерти не заканчивается.

При этом такое взаимодействие с мёртвым устроенно иначе, чем с живым. Среднестатистический джедай, уходя в Силу, не сохраняет в ней целую личность с осознанием себя, памятью и т.п. Обычно от личности в Силу переходит "направление взаимодействия с миром", которому джедай следовал при жизни. То есть по сути в Силе остаются ориентиры джедая - мысль о том, в каком направлении должен развиваться мир (или не весь мир, а только то, над чем умерший при жизни работал) и что и как должен делать он сам для развития этого мира. При этом этот взгляд на мир не просто остаётся в Силе, но и отражается в сознании живых. Собственно, это ощущение и является одним из компонентов того, что джедаи называют "воля Силы". И такой отпечаток от одарённого оказывается гораздо сильнее, чем от неодарённого. При этом чем сильнее одарённый стремился именно стать частью Силы после смерти, тем ярче его личность влияет на "волю Силы". И самое интересное, что, если одарённый знал другого одарённого при жизни, то вероятность, что он отловит именно ту часть "воли Силы", которая осталась от погибшего одарённого, резко возрастает.

Отсюда появляются очень интересные субъективные ощущения. Для джедая взаимодействие после смерти продолжается: "вот, я же чувствую, как из Силы звучит то же самое, что сказал бы мой учитель/друг/ученик/кто-то ещё". Но это взаимодействие оказывается качественно иным: с одной стороны, мёртвый не может реагировать так же, как живой; в другой стороны - взаимодействие происходит независимо от того, на что в данный момент направлено внимание живого джедая. Поэтому реакция джедая близко знакомого на смерть обычно достаточно серьёзна: чтобы сохранить ощущение присутствие умершего в жизни, требуется полная перемена ожиданий от общения с ним. Но при этом горю в привычном нам понимании возникать неоткуда: перед джедаем не проблема "он умер - его со мной нет", а проблема "он умер - как теперь с ним работать". При этом может возникать ещё более сильное ощущние - часть "воли Силы" которая ощущается, как эхо личности умершего, начинает одновременно ощущаться как часть собственной личности. И появляется ощущения типа "теперь он становится мной, а я - им". Впрочем, для такого надо держать очень открытое Силе сознание.

С этим связана и трагедия Энакина. И Шми, и Падме - неодарённые. И поэтому при их уходе в Силу никакого "контакта" не будет: для этого у них нет ни запаса Силы, ни навыка работы с ней. А у джедаев действительно тесные отношения с неодарёнными - редкость. И поэтому их реакция на происходящее примерно такая: "Ты же сильный джедай! Ты же здорово обращаешься с Силой - почему вдруг у тебя пошли реакции как у неодарённого?". А реакции здесь - следствие, а не причина.

Отдельно забавный вопрос - что такое джедайское бессмертие. По сути в Силу переносятся части сознания, изначально рассчитанные на взаимодействие с материальным миром: отделение своего "я" от остального мира, память... А вот ситское бессмертие, ИМХО, действиет по противоположному принципу: сознание, которое при жизни было связанно с телом ситха, оказывается связанно с другим объектом - гробницей или голокорном. При этом это не просто "вселение сознания в объект в форме пирамиды" - и гробница, и голокорн, в отличие от обычных рукотворным объектов, связанно с Силой так же прочно, как и с материальным миром. Именно поэтому ситхам при бессмертии почти всегда нужен "носитель сознания", а джедаям почти всегда не нужен - носителем выступает сама Сила.

@темы: заметки, Звёздные войны, осторожно: лайтсайд

---

Есть только май

Вот исчезают узоры и сказки апреля,
Март не касается больше холодной рукой...
Есть только май. Только зелень, кромешная зелень,
Та, что течёт по-над миром бурливой рекой.

Этой весной к окнам ветки протянут деревья,
Отблеск зелёный ложится на пол и асфальт,
Хочется плакать, и петь, и забыть, что есть время,
Тех, кто тебе не знаком, вдруг друзьями назвать.

Этой весной пробуждается что-то чужое:
Светит сквозь окна луна - а как будто неон,
Листья сверкают - смотри на них, заворожённый,
А оглянись - и сквозь город плывёт галеон.

Этой весной стали чьи-то глаза голубее,
Чьи-то становятся серыми (были - как ночь),
А у меня вдоль зрачков пробивается зелень
И заливает глаза мне весной, как волной.

Больно ногтям - в них как будто проклюнулись почки,
Запах черёмухи вдруг разольётся в крови,
Что-то потянет на улицу выбежать ночью,
Небо вдруг крикнет "теперь время жить - так живи!"

Видишь: вдали поднимается облако-знамя,
Сердце в груди отсчитает двенадцать часов,
Все мы окажемся сказками, листьями, снами
В мире, где спутаны небыль, легенда и сон.

В сердце поселится злая весёлая юность,
А навсегда расставаться не больно - смешно.
"Я не вернусь" - нет, не так - "я уже не вернулась".
Я среди тех, кто уходит дорогой-весной.

@темы: стишата

---

May the 4th be with us!

Поздравляю всех с днём ЗВ! По этому случаю — ЗВяточный рассказ.

Посвящается  ДайСё у которых я утащила кучу безумных хэдканонов

Настроение у Эни было паршивым. Хотел немного улучшить спидер учителя, чтобы скорость была повыше — а он взорвался. И ведь Эни всё продумал и изучил модель, а не просто "на голой Силе полез" (это так учитель часто говорил). Только в этот хаттов спидер, оказалось, учитель встроил такой механизм, что если его угонять, то он взорвётся. А ведь Эни его угонять не хотел.

И вот теперь Эни пытался поудобнее устроиться на полу карцера. Рядом с ним что-то обсуждала группа юнлингов: они сбежали ночью на Корусант, а на пути в Храм их поймали всех вместе. Видно их было плохо: в карцере было темно, но даже Эни чувствовал в Силе их настроение — мы так виноваты, нам так обидно, мы так раскаиваемся...

Вдруг один из них как будто забыла свою обиду.

— Ну всё, взрослые ушли, — сказал он.

Эни прищурился и увидел: это девочка, человек, высокая и немного нескладная. Рядом с ней сидели мальчик-муун и девочка-миккианка с высокими отростками на голове, похожими на корону.

— Привет, — сказала девочка Эни, — я тебя раньше не видела. Тебя как зовут?

— Энакин. А тебя?

— Эгле.

— А я Хормин, — сказал муун, — а это Мадуш.

— Энакин, двигайся к нам, сейчас начнём, — Эгле говорила напряжённо, как будто собиралась сделать что-то очень важное.


— А что начнём? — недоверчиво спросил Эни.

— Ты разве раньше не сидел в карцере? — удивилась Мадуш.

— Нет.

— А ты паинька, — рассмеялась Эгле, — тогда объясняю. Раз уж взрослые собрали нас здесь, время надо провести с пользой. Если здесь запирают одного, тогда можно медитировать. Ну а если с кем-то, тогда надо рассказывать страшные истории. Здесь для страшных историй самое лучшее место: темно, тихо и взрослые не приходят на самом интересном месте.

Эни часто рассказывал страшные истории друзьям ещё на Татуине — и о туксенах, и о ночных тварях, которые пьют жизнь из путников, и о гибельных местах... Но какие истории рассказывают в храме, он не знал.

— Ну, кто первый? — спросила Эгле.

— Давай ты, — ответил Хормин.

— Хорошо, — голос Эгле стал звучать торжественней и немного ниже, — когда-то на этом месте не было храма. Здесь жили раката. Они владели тёмной стороной Силы и захватили всю галактику, а жителей других планет превращали в рабов. Но не все соглашались подчиняться, и тогда раката заточали их души в камни, а из камней строили храмы, где их учили использовать тёмную сторону. Один из таких храмов был здесь.

Эни почувствовал, как откуда-то снизу потянуло холодом. Там, внизу, клубилось что-то большое и темное, как ночь на Татуине. В такие ночи твари пустыни часто ходят на охоту.

— А потом на Корусант пришли люди. Они решили на месте тёмного храма раката построить другой, светлый храм. И когда они его почти построили, они поняли, что им не хватает камней для одной из комнат. Тогда они взяли те камни, которые остались от тёмного храма. И эта комната построена из тех самых камней.

Мадуш прижалась к Хормину, а он подвинулся к Эни. А Эгле стояла одна и рассказывала.

— Однажды одного юнлинга заперли в карцере одного. И тогда одна из душ решила освободиться: сама занять тело юнлинга, а его душу на своё место вселить. Сидит юнлинг и вдруг чувствует, как его за плечо чья-то рука трогает. Оборачивается — никого. Решил он отойти, сделал шаг, а ему кто-то идти не даёт. Он хочет поднять ногу — а нога как будто в чём-то вязком застряла. Но юнлинг не отчаивался. Он решил сделать щит Силы, как его на уроке контроля учили. Сосредоточился — а голова раскалывается, и сил открыть глаза нет. И давит на него что-то тёмное, а чьи-то холодные руки сжимают, хватают его. Он бьёт по тем рукам — и попадает по воздуху.

Эни помнил, как его друзья рассказывали истории про тварей пустыни. И одна из них, в которой фермер смог выбраться, была почти такой же. Но только там были твари пустыни, о которых рассказывают только загадками. А здесь была чья-то душа, такая же, как и сам Эни.

— Тогда юнлинг прыгнул так высоко, что почти взлетел, а руки за ним тянутся. Он бьёт по ним Силой — и тогда ему становится уже не так холодно. Но голова болит всё сильней, и шевелится тяжело. И тогда он почувствовал, что руки, которые за ним тянутся, тоже уставать начали и всё чаще его отпускают. И тогда он собрал всю свою Силу и хлестнул ей по этим рукам... Холод ушёл, а юнлинг потерял сознание. Потом пришли взрослые, унесли его, вылечили... Но взрослые не поверили, когда он рассказал о том, что с ним было.

— А что стало с этим, который в камне? — спросил Эни.

— Он... он до сих пор заточён в своём камне, и ждёт, когда можно будет снова чужое тело захватить, — ответила Эгле.

— Ясно. Его надо спасти, чтобы он снова мог жить, как люди живут, — предложил Эни.

— Это же опасно, — сказала Мадуш.

— Да бросьте вы, выдумки это, — ответил Хормин.

— И никакие не выдумки! — крикнула Эгле, — это всё правда.

— Тогда его надо найти, — сказал Эни.

— А что потом с ним сделаем? — Эгле постепенно увлекалась этой идеей.

— А потом сделаем голокорн, — вдруг подала голос Мадуш, — чтобы у него был свой мир, где будут и дом, и природа, и ещё что-нибудь. А ещё туда можно будет заходить и общаться.

— Отлично, — сказала Эгле, — надо ночью пробраться в библиотеку и узнать, как делают голокорны. А пока поищем тот камень, в котором заточена душа.

Эни потянулся к Силе. Он пытался найти чужую боль, как будто кто-то рядом умирает. Рядом то же делали остальные. Но Сила была тихой, только глубоко внизу, куда трудно было смотреть, было что-то большое и тёмное.

— У меня ничего, — сказал Хормин.

— И у меня, — ответила Мадуш.

— Нет, так дело не пойдёт, — резко сказала Эгле, — мы так ничего не найдём. Надо найти книги про раката, составить план действий, через некоторое время снова встретиться в карцере.

— Ну давай, — согласился Эни.

— Жду всех ночью у библиотеки, — решила Эгле.

Четверо ребят молчали, и им было страшно и радостно.

@темы: подарки, Звёздные войны, юнлинги