Только вечность звенит в ушах
А ты знаешь, на самом деле мы просто манкурты.
Только голову нам уже не сжимает шири*,
Вместо неё — верблюжья шапка и старая куртка,
У которой мех потеплее, и рукава пошире.
Мы идём от чужого дома к ещё сильнее чужому дому.
Но куда мы? Откуда мы? Кто мы? Зачем мы? Что мы?
А ты знаешь, это ведь не контузия, не амнезия.
Это лишь неизвестность застряла у нас под кожей.
А вокруг нас мелькают люди, не добрые и злые,
А вокруг нас мелькает город, такой чужой и роскошный.
Мы не знаем эти дома, эти люди нам не знакомы.
Но куда мы? Откуда мы? Кто мы? Зачем мы? Что мы?
А ты знаешь, когда-то давно, в оглушительно-жаркой пустыне,
Мы стояли на грани между безумьем или смертью.
И тогда наше прошлое как будто где-то вдали застыло,
И тогда мы стали: не помнить, не знать, не верить.
Мы живём где-то между комой и выходом прочь из комы.
Но куда мы? Откуда мы? Кто мы? Зачем мы? Что мы?
А ты знаешь, теперь мы с неизвестностью — единое тело,
Что-то вне магии и науки, нечто среднее между:
Живым и мёртвым; чёрным, серым и белым;
Унтерменшем, и уберменшем, и далеко-не-меншем.
Мы с тобой — вечный икс, ненайденное искомое.
Но куда мы? Откуда мы? Кто мы? Зачем мы? Что мы?
А ты знаешь, манкурты — это не ещё одна фентези-раса,
Это ожившая неизвестность, вечный катализатор.
За спиной у нас чужие мысли, чужие трассы, чужие фразы.
...За спиной растворяются здания, память людская тает и исчезает.
____________________________________________________________________________
*шири — шапка из верблюжьей кожи в романе Айтматова "И дольше века длится день". Его захватчики надевали на голову пленных и отправляли их в пустыню. Там некоторые пленные сходили с ума от жары, а некоторые — теряли память и становились манкуртами.
Только голову нам уже не сжимает шири*,
Вместо неё — верблюжья шапка и старая куртка,
У которой мех потеплее, и рукава пошире.
Мы идём от чужого дома к ещё сильнее чужому дому.
Но куда мы? Откуда мы? Кто мы? Зачем мы? Что мы?
А ты знаешь, это ведь не контузия, не амнезия.
Это лишь неизвестность застряла у нас под кожей.
А вокруг нас мелькают люди, не добрые и злые,
А вокруг нас мелькает город, такой чужой и роскошный.
Мы не знаем эти дома, эти люди нам не знакомы.
Но куда мы? Откуда мы? Кто мы? Зачем мы? Что мы?
А ты знаешь, когда-то давно, в оглушительно-жаркой пустыне,
Мы стояли на грани между безумьем или смертью.
И тогда наше прошлое как будто где-то вдали застыло,
И тогда мы стали: не помнить, не знать, не верить.
Мы живём где-то между комой и выходом прочь из комы.
Но куда мы? Откуда мы? Кто мы? Зачем мы? Что мы?
А ты знаешь, теперь мы с неизвестностью — единое тело,
Что-то вне магии и науки, нечто среднее между:
Живым и мёртвым; чёрным, серым и белым;
Унтерменшем, и уберменшем, и далеко-не-меншем.
Мы с тобой — вечный икс, ненайденное искомое.
Но куда мы? Откуда мы? Кто мы? Зачем мы? Что мы?
А ты знаешь, манкурты — это не ещё одна фентези-раса,
Это ожившая неизвестность, вечный катализатор.
За спиной у нас чужие мысли, чужие трассы, чужие фразы.
...За спиной растворяются здания, память людская тает и исчезает.
____________________________________________________________________________
*шири — шапка из верблюжьей кожи в романе Айтматова "И дольше века длится день". Его захватчики надевали на голову пленных и отправляли их в пустыню. Там некоторые пленные сходили с ума от жары, а некоторые — теряли память и становились манкуртами.
Но такая жуть, которую хочется петь. За строчками музыку почти слышишь, эх, не умею я ни петь, ни играть...
Ого, интересно... А какая это музыка? У меня-то оно звучало в голове только речью.
И некому руку подать.- lightning -, Спасибо. Рада, что вам понравилось.